получить наставление или предупредить о заговорах против трона, или вести разумный разговор о причинах мира, человек может тайно прийти в Зирту.

Мирт покачал головой.

– Когда я был моложе, – пожаловался он богам, которые в очередной раз не смогли сразить его, – мир был намного проще.

Эльминстер вздохнул.

– Боюсь, это обычное дело, – сказал он Старому Волку. – Похоже, ты потерял свой графин. Вот, возьми другой.

Долгие, тяжелые дни Белдрим Тарустер работал в пыли складского двора, пошатываясь под тяжестью мешков тяжелее его самого и бочек, которые не должен был поднимать ни один человек. Один промах – и он будет мучиться до конца своих дней, не имея больше монет, чтобы набить брюхо, и сидеть, кисло наблюдая, как более молодой человек шатается под бочками.

Такие мрачные мысли охватывали его плечи, словно тяжелый плащ, и в конце изнурительной смены он, спотыкаясь, отправился в "Банши", чтобы спуститься по темной лестнице в гостеприимный мрак таверны к его любимому огненному вину.

Его манило это время дня, и если люди бросали на него странные взгляды, пока он ковылял к дверям, что ж... он к этому привык.

На пороге Белдрим кашлянул, сплюнул, а затем медленно ступил на темную лестницу вниз. Ступени были неровными, как раз для того, чтобы заставлять усталые ноги спотыкаться, и тогда он...

Магия коротко запела вокруг и внутри него, и его шаг замедлился. С мужчинами, которые попадали в объятия магии, случалось всякое.

Но он все еще был жив и не чувствовал боли. Возможно, это просто...

Белдрим сделал еще один шаг, очень медленно. Свет вокруг него изменился, и в оглушительной тишине зазвучали голоса. Веселящиеся люди – их было не так уж и много – разговаривали.

Он напрягся, прислушиваясь, и замер, крепко схватившись за поручень.

Да, так. Он все правильно услышал.

А когда великие и могучие смеются, то порой дрожат замки, и смерть протягивает руку, чтобы забрать многих, многих людей. Причем слишком быстро, чтобы убежать от нее.

– Лучше быть в другом месте, как можно скорее, прямо сейчас.

Тихо – настолько тихо, насколько он умел – Белдрим Тарустер развернулся на ступеньках и снова пошел вверх по лестнице, его уход был так же незаметен, как и прибытие.

Иногда в жизни так лучше.

Танец в саду у Шторм

Далее следует каприз. Дневной инцидент, связанный со Шторм Серебряной Рукой, ее садом, старым пройдохой волшебником, который, кажется, появляется во многих рассказах Королевств (Эльминстер, конечно, никакой интриги на эту тему) и ... кого-то менее известного.

Будет также немало магического издевательства, отчасти со стороны Эльминстера. Воло (пожалуй единственный фаэрунец помимо Эльминстера, который моментально находит, что сказать) однажды прокомментировал эту тему следующим образом: «Эльминстер, вероятно, единственный человек на всем Фаэруне, который может преподнести свой сон, как ключевой подвиг, имеющий исключительное значение для Королевств. Опять же, он один из немногих, чьи ритуалы ко сну действительно имеют исключительное значение для Королевств. Если бы он просыпался утром хмурым, мало что осталось бы к востоку от Долины Теней, кроме пустошей дикой магии на месте Вороньего Утеса, Мулмастера, Тэя и ... хм. Пожалуй, все же Королевствам нужен кто-то достаточно отважный (или глупый), чтобы парочку раз украсть завтрак у Старого Мага».

Итак, позвольте мне использовать магию рассказчика, чтобы незаметно украсть ленивое послеобеденное время шестого дня Элейнта, в Году Лука (1354 DR) в саду Шторм в Долине Теней, и посмотреть, что произойдет.

Воло еще кое-что тонко заметил в отношении волшебников: «Вы когда-нибудь обращали внимание на то, как волшебники воображают, будто вся жизнь в Королевствах танцует на их руках и переходит изо дня в день только потому, что они постоянно работают, чтобы сохранить нам всем жизнь? Они что, думают, будто мы выживаем, когда они купаются в ванной?»

Кхм. Сад, насколько я помню, все так и стоит ...

I. Меч

Меч выскочил из ножен, крутанулся один раз в воздухе и с мерцанием превратился в кошку с серебряной шерстью. Она отпрыгнула на каменную плиту, чтобы сесть, сердито дернула хвостом, а зеленые глаза полыхнули яростью, оглядывая красивый сад вокруг.

Эти глаза видели более величественные приемы и более радушную и почтительную аудиторию, чем этот залитый солнцем, с щебечущими птицами уголок сада. Здесь изобиловали еще не созревшие таласки, а на месте столба, бывшего когда-то копьем жентиларского всадника, вилась вверх замысловатым завитком виноградная лоза с колокольчиками. Сзади – толстая живая изгородь, обхватывающая, как объятия. Ни кланяющихся слуг, ни торопливых лакеев, даже ...

Со звоном тысячи крошечных невидимых колокольчиков из ниоткуда на разгневанного посетителя обрушилось заклинание.

– Моё, моё, – послышался из-за розового куста нежный веселый голос. – Сначала длинный меч, потом кот. Неужели тебе так не нравится твой облик?

Кошка замерла, затем закружилась – стремительно и со злобным свистом отправив птиц, полевок и даже ос в безумное бегство – и превратилась в высокую, мрачную, угрожающую фигуру, которая возвышалась во внезапно наступившей тишине.

То, что кошка превратилась в женщину в темном рваном плаще поверх платья подобного цвета и настроения – не произвело впечатления на розовый куст. Ее глаза оставались двумя изумрудными языками пламени, брови темными и опущенными в рычании, которое не свидетельствовало ни о доброй воле к разговаривающему кусту роз, ни к тому, кто прятался за ним.

– Я не знаю, кто ты, и мне все равно, – выплюнула бывшая кошка, – но обличье, в котором я решаю встречать мир, – мое личное дело. То неизвестное и ничтожное заклинание, которое ты так нагло осмелился наложить на меня – я разрушила его. Теперь умоляй меня пощадить твою жизнь и говори, где я могу найти Эльминстера из Долины Теней, и тогда – если ты  будешь очень сильно умолять, полностью унижая себя, и доставляя мне безмерное удовольствие – останешься в живых. Или нет.

– А, – весело ответил голос из-за розового куста, – тогда полагаю, я должна умолять тебя пойти со мной на кухню и отведать чаю "Лунная погода". Или нет, конечно.

II. Розовый куст

Женщина в темном платье в ярости зашипела и выбросила вперед руку, швыряя в невидимый голос пригоршню пустого воздуха. Полыхнули искры и вырвавшиеся из ее ладони синие сгустки пламени пронзили залитый солнцем воздух над розовым кустом – только