Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется.
— Ты со мной не согласна?
— Н-нет.
— Ты — либеральная барышня. Такие революцию не делают. Они лишь примазываются к ней, когда делят лавры. А черную работу, в грязи и крови, совершают другие.
— Кто? Убийцы? Палачи?
— Если я еще раз услышу такие слова…
— Убьешь меня?
Свирепость с его лица сгоняла детская улыбка.
— Задушу… в объятиях.
Я не соглашалась с крайностями, но основа, сердцевина его позиции была мне по душе. В Ди Джее сочетались романтик революции и трезвый без сантиментов боец.
— Чувства надо оставлять в постели, — поучал он меня. — Когда идешь в бой, выполняй приказ, не размышляя. Иначе дрогнет рука, когда наведешь винтовку врагу в лоб. Враг тоже человек. У него есть мать, которая будет безутешна. Возможно, есть дети, кому уготована сиротская судьба. Стоит это впустить в душу, и ты уже не боец. Ты — дезертир. Выстрелишь с опозданием, а враг в это время уложит твоего товарища по борьбе.
Очень любопытно рассуждал он о ближайших перспективах.
— Знаешь, кто наш союзник? Нефть! Черное золото, как ее называют. Нефтяной кризис уже расшатал финансы капиталистического мира. Растут цены. Падает производство. Усиливается безработица. И что поднимается? Недовольство. Среди кого? Беднейших слоев. Кто беднейшие слои? Негры. Мексиканцы. Пуэрториканцы. Знаешь, сколько цветного взрывчатого материала в твоей Америке? Больше двадцати процентов! Одна пятая населения! Цветные плодятся быстрее белых. Через одно поколение половина Соединенных Штатов будет окрашена в любой цвет, кроме белого. И тогда уж ничто не спасет.
Кроме того, мы уже сейчас можем экономически душить своего врага. И снова нефтью. У вас ее запасы иссякают. А у нас открыты несметные богатства. Венесуэла и Мексика могут затопить вас нефтью. И по той цене, которую мы установим. А на эти деньги мы купим оружие, чтоб окончательно вас добить.
— Почему ты все говоришь «вас»? Ты меня относишь к той Америке, с которой борешься?
— Прости. Погорячился. Ты — наша… И не наша. Ты не знала голода. Тебя не притесняли. Ты не поймешь. Но и таких мы принимаем в наш строй. Как союзника. А в борьбе, на реальном деле ты закалишься и станешь настоящим, а не книжным революционером.
— А если меня убьют? Тебе не будет жаль?
— Будет. Даже заплачу. Ты мне очень нравишься.
— Почему ты никак не произнесешь слово «люблю»? Стесняешься? Мужская гордость не позволяет?
— Это слишком дорогое слово. Зачем его трепать?
— Значит, меня ты не любишь? Я тебе лишь нравлюсь.
— Любовь не словами доказывают, а делом.
— Ну, докажи делом.
— Разве еще не доказал? А то, что все время с тобой? Забыл о товарищах. Они меня ищут и не могут найти. Скоро назовут дезертиром. И думаешь, они не будут правы?
Тут наступал мой черед обнимать его и целовать. Прижимаясь к нему, я испытывала ощущение, словно прикасалась к гладкой и гибкой черной пантере. В темноте сверкали его синеватые белки. Мне было сладко и жутко. Чувство ни с чем не сравнимое.
— А после революции, — спросила я его, — не будет бедных, все станут богатыми?
— Все станут равными.
— Равными в чем? В богатстве? Или в нищете? В Китае все бедны. Что ж в этом хорошего?
— Зато нет эксплуататоров. Все ходят пешком.
— И никто не имеет своего автомобиля? А правительство?
— Правительство, конечно.
— Как же ты станешь жить после революции? Теперь ты разъезжаешь на дорогом «Корветте». Не каждый американец может себе такой позволить.
— Хочешь, я тебе поклянусь. В первый же день нашей победы я публично сожгу свой автомобиль.
— Почему тебе сейчас этого не сделать?
— Пока он нужен для дела революции.
— Обязательно серебристый «Корветт»? Автомобиль победнее не подходит?
— У тебя логика провокатора. …Знаешь, где рождаются ураганы? — спросил Ди Джей.
Я качнула головой, признавая свою полную неосведомленность в этом вопросе.
— Что же ты знаешь? Как подводить глаза и когда принимать противозачаточные таблетки? А еще в колледже училась. У нас на Тобаго каждый малыш тебе ответит.
— Признаю свое невежество, — улыбкой стараюсь я вызвать улыбку на его каменном, скульптурном лице. — Повинную голову меч не сечет.
— Чем вы там в Нью-Йорке занимаетесь? Чем ваша голова забита в самом большом городе мира? На наших маленьких островах…
— Знаю, знаю, — опережаю я его. — На ваших маленьких островах люди любознательней и умнее, честнее и прогрессивнее. Знаю и не спорю. Признаю полное превосходство жителей маленьких островов. Но ведь ты не оставишь меня прозябать в неведении и расскажешь, где рождается ураган?
— А ты не подсмеиваешься? Тебе действительно хочется знать?
— Ну чем тебе поклясться? Именем Че Гевары?
— Замолчи! — сверкнул он глазами и своей жесткой ладонью зажал мне рот. — Не оскверняй святое имя! Не смей трогать его всуе! Ты меня поняла?
Движением ресниц я показала ему, что все поняла, и поцеловала его сухую ладонь. Это смягчило его.
— Ладно. Слушай. Но слушай серьезно. Мне не по нраву улыбочки, когда я говорю о важном.
— Ураганы — это так важно?
— Слушай. Поймешь и другим расскажешь, таким же темным, как ты. Ураганы рождаются на моей родине. Ясно? В Карибском море. Между Кубой и Гаити, Ямайкой и Бермудами. Колыбель ураганов окружена маленькими островами.
— Тобаго, — сказала я.
— Верно, — удовлетворенно кивнул он. — А еще какие знаешь?
— Сан Томас… Сан Круа… — напрягая память, стала я перечислять, но он перебил:
— Не то! Это — американская колония. Вирджинские острова. Ты еще Пуэрто-Рико забыла. Мартинику и Гваделупу, которые томятся под французской пятой.
— Я не забыла. Ты мне не дал сказать.
— Тебя спрашивают про свободные острова. Независимые государства. Как мой Тобаго. Запоминай, Тобаго… Тринидад и Тобаго — одно государство. Барбадос. Гренада.
— Кюрасао, — припомнила я.
— Кюрасао — колония. Голландская. Ничего ты не знаешь. Слушай и запоминай. Наши острова охватили Карибское море дугой от вашей Флориды до Венесуэлы, как ожерелье из драгоценных камней. Среди этих тропических островов в синих водах Карибского моря берет начало теплое течение Гольфстрим и уходит к Европе, смягчая ее климат. Над этими водами сталкиваются холодные и теплые потоки воздуха, и начинается битва. Тепла и холода. Вот откуда и рождаются ураганы. И уходят на север. К твоей родине. Начинают гулять по штатам, круша и сметая все на своем пути. Достается Флориде, еще больше Луизиане. Потом Техасу, Миссисипи, Оклахоме, Арканзасу. И дальше! И дальше! И дальше! Дрожит, содрогается континент. Рушатся, как карточные домики, ваши небоскребы. А хваленые американские автомобили забрасывает на вершины деревьев. Ты со мной согласна?