любимейшая Леночка под угрозой! А он в чащобах, да в неведомых буераках отсиживаться будет!

Он вскочил. И зазвучал привычный командный голос:

– Я иду с вами. Это не обсуждается. За Ленку кого хошь зубами порву!

Вот это по-нашему, по-походному! Приятно слышать такие речи от бойца, который пойдет с тобой черте куда, и будет сражаться невесть с кем.

Остаток пути обсуждали, как и куда идем, что из оружия и съестных припасов возьмем с собой, чтобы не быть излишне отягощенными, будем ли брать в дорогу коней, какую шашку купим кирпичнику и много, много всего. Как это пели в моей прошлой жизни: И кое-что еще, и кое-что иное, о чем не говорят, чему не учат в школе…

Новгород Великий встретил перезвоном колоколов. Дело двигалось к вечерней службе. Божественные звуки, по данным 20 века убивающие многие инфекции, вплоть до чумы и сибирской язвы, плыли в воздухе. Не даром звонари никогда не болеют простудами. Во время больших эпидемий звонили без перерывов, и это помогало. Не даром это звучание зовут благовестом! Называют и говорящей иконой, и звучащим солнцем. И отступают и бронхиальная астма, и гипертоническая болезнь, повышается иммунитет. Тусклое бренчанье кирхи или заунывное пение буддийского монаха, русскому человеку это чудо православного храма не заменят.

Подъехали к дому будущего приказчика. Матвей соскочил с коня, рванулся в избу побратима. Небольшая собака гавкнула пару раз и утихла. Ушкуйника она знала с детства, за меня мой запах все объяснил – друг пришел не только к хозяину, а и к ней, дворняге. Она завиляла хвостом, и пока я заводил лошадей во двор, всячески проявляла свое расположение.

Бывшие воины, не торопясь, подошли ко мне. Да и как тут поторопишься: правая нога приволакивается, левая рука согнута в локте и малоподвижна. Зато правая рука жестикулировала за двоих. Речь, слава богу, не пострадала. А вот лицо оставляло желать лучшего: перекошенное, изборожденное шрамами. Лену можно было понять – Квазимодо на этом фоне казался бы красавчиком. Украшением для любой торговой точки, Ермолай, конечно не являлся.

Жалко парня было до ужаса – зримая вторая группа инвалидности в двадцать лет. Молодые тащатся на военные и различные боевые книжные истории. Смерти никто не боится! А людей без рук, без ног, слепых и прочее, прочее, хоть один из них рассматривал подолгу? Отводят глаза, скорее бегут мимо – нас это не коснется! Мы победим! В крайнем случае убьют.

И не знают, что на одного убитого приходится пятеро раненных… И-эх! Те, что долго в военных госпиталях лежат и выходят пожизненными инвалидами без всякой надежды на улучшение, изучили этот вопрос и ответ на него в мельчайших подробностях.

И жалеть паренька было нельзя – разнюнится и поковыляет на паперть милостыню просить. Хрен с ними со сверхдоходами, Матвеева побратима в беде не бросим.

Не люблю глазеть на увечных, как и многие другие люди. Ущербные это чувствуют, и начинают от испытываемого неудобства беситься: грубят, стараются оборвать общение. Мне сейчас это ни к чему.

Поздоровавшись, сразу, не отводя взгляда, начал расспрашивать.

– Грамотный?

– Конечно.

– Считаешь хорошо?

– Не жалуюсь.

– Опыт торговли есть?

– Никакого нет.

– Жрать дома нечего?

Ермолай опешил.

– А при чем тут…

– При том, что ты уже принят на работу, сейчас дела идешь принимать. Позови мать!

Спрашивать в этот раз он не решился.

– Мама, мама…

Немолодая женщина на голос ребенка вылетела на крылечко.

– Что Ермошенька? Не обижают?

Эх, мамы, мамы… Всю жизнь за нас боитесь – не обидел ли кто здоровенного деточку, от внешнего вида которого вечером прохожие прячутся, а наряд полиции старается объехать тихим проулком, чтобы ненароком не обозлить.

Я выстроил начальственную рожу. Матвей тут с детства ошивался, сопли утирал, не авторитет. А чужого всегда слушают с большим вниманием.

– Ваш сын с сегодняшнего дня работает в лавке-амбаре, торгует досками, которые пилит его друг – показал рукой. – Сейчас мы отправляемся на рынок, пусть оглядится, что к чему.

Она всплеснула руками.

– О господи! А мне и угостить-то вас нечем!

Да, компаньон был прав: нищета в самом расцвете, близка к апогею. Стащил с Зорьки мешок, еще изрядно набитый провизией.

– Матвей! Помоги в дом оттащить, хозяйка покажет куда. – И опять ей: – Они вернутся, голодные, как собаки. А оба завтра в силе нужны. Здесь еда кое-какая, покормите потом наших ребят.

Мать и пильщик подались с сидором в дом.

Заинтересованная забытыми запахами собака увлеченно скакала рядом. И тебя, помесь Дружка и Жульки, породы новгородская сторожевая, надеюсь хозяева не позабудут. Данилова пилорама одарила нас вволю. Ермолай было начал:

– Спасибо тебе большое! Мы уж три дня одной капустой с огорода питаемся…

Отогнав глупые шуточки, которые вертелись в слабой головушке, типа: а я вам еще капусточки привез…, подошел к парню, поднял его на руки и закинул на лошадку. Он не успел даже удивиться, как я уже зашел с другой стороны и перекинул его пострадавшую ногу через седло. Теперь Ермолай пусть ропщет, как угодно, дело уже сделано.

Жестко сказал:

– У меня нет сил с вами хромать до базара, устал – целый день кручусь, поэтому на Зорьке поедешь.

Молодой, соглашаясь покивал. Потом задумчиво произнес:

– А ты, видно, хороший человек. Не брезгуешь на увечного глядеть, первый раз меня в жизни видишь, на руки взял, как родного.

– Ты Матвею побратим?

– С давних пор.

– А мне он один из лучших друзей, верю ему, как себе. Вдобавок, скоро на смертный бой вместе пойдем. А побратим такого товарища, и мне названый брат. А как он выглядит, для меня неважно. Я больше тридцати лет врач. Видал всяческие виды. Причем лекарем был в таком месте, где врачевал не столько болезни, сколько свежие увечья. Если бы тебя, истыканного вражескими стрелами, хотя бы в течение суток ко мне приволокли, так бы все поправил и зашил, что ты от себя прежнего отличался бы только шрамами на коже. На ногах бы вприсядку плясал, в беге от других бойцов не отставал, одной левой рукой коня на скаку бы останавливал. Да и лицо бы не особенно перекашивало. Сейчас извини, уже поздно – рад бы помочь, а не могу. А шрамы только украшают мужчину. В мужике, главное – это стальная воля и несгибаемый характер, железная уверенность в себе. Вот за это нас бабы и любят, а не за смазливую мордочку и слащавые речи. Человек должен быть кремень, а не половая тряпка! Никогда не надо падать духом – все, что нас не убивает, только делает нас