Без Морячка, правда, скучновато стало, но Старгород не Марево – тут можно погулять. Они с пацанами на «Веселую горку» ходили в воскресенье, танцевали – атас полный, а Санька со Светкой познакомился из культпросветучилища. Подарил ей Филин платок зеленый, последний, два других матери и бабке послал, в тот еще день.

А Светке обещал – будет любовь, ее фотку рядом с братней повесит и имя ее на левой руке наколет. А че, главное, чтоб тушь была нормальная, а так – поболит-поболит и перестанет. А есть такие, что боятся. А че бояться, че бояться, главное, чтоб все по кайфу, верно?

Они когда вчера в подъезде сухарь распивали, Санька такой тост сказал: «За ветер, значит, удачи, за счастье морское, глаза, что нас любят, и пену прибоя!» А Светка шепотом: «По кайфу, Санек, это ты сам сочинил?» Но Санька врать не стал, признался, что Морячок научил, и все-все про него рассказал, а Светка пообещала свою фотку завтра принести.

Вот оно – оно самое! По кайфу, по кайфу, пацаны! Вы-то как думаете, бывает такое, или это все сказки старгородские, а?

Нам, признаться, смешно. Представьте себе, случилось недавно тут встретить в Старгороде двух девчушек – студенток московского филфака. Остановились они у нас переночевать – знакомый, спасибо ему, направил с посылочкой. Привезли, как водится, колбаски без жира, три пачки индийского чаю и целый килограмм гречки. Хорошее, однако, подспорье, особенно гречка – мы ее с лучком, с чесночком, да на шкварках, и чуть-чуть маслица подсолнечного, чтоб не пригорела, – «вкуснота, кто понимает!», как наша теща выражаться изволит. Так эти, значит, самые девицы и пояснили нам, что, кроме осмотра достопримечательностей Старгорода, желают они собирать фольклор, ибо… Ну, тут такого нагородили, что сочли мы с женою за благо немедленно их отговорить, ведь какой, простите, им, бедняжкам, фольклор в нашем городе – пропадут, заскочут куда по глупости, потом и со связями не разыщешь. Словом, направили их в Каргополь – там, доносят, и люди потише, и сказительница живет – всем желающим за десятку про Еруслана Лазаревича напоет – загляденье одно!

Загорелись наши девахи, купили себе билет, и почитай, больше мы их и не видели. И слава Богу, нам-то наш Старгород хорошо знаком, а они – фольклор. А так, глядишь, и курсовые напишут, и неплохие курсовые – девчонки-то умненькие и симпатичненькие, где таким по Старгороду шляться. Ну, да «на все – развитие ума требуется», как наш истопник Михаил Никанорович говаривал, царство ему небесное, золотой был старик!

Какой уж тут фольклор – ансамбль гусляров «Русская скоморошина» да лошкари с Пролетарки «Калинушка» теперь все больше по Финляндиям да по Швециям разъезжают, дома их и не послушать. Так что фольклор весь, так сказать, истек, а историйки – историйки случаются.

Народ у нас не богатый в основной массе, кооператоры вот немного озолотились да фарцовщики от Интуриста, но те больше спустят в «Стрелецкой избе», чем заработают: нечестные денежки – их еще и удержать надо. Есть, есть, конечно, и скопидомочки, где их не бывает. Вот, рассказывал нам наш знакомец, старшина медвытрезвителя, что в Белом монастыре на горушке – Анатолий Кретов ему имя, – знает, мол, он двух бабок в городе (это еще по старым связям с УГРО), так у них триста и пятьсот тысяч на книжках лежит. И что – живут как люди? Ничуточки не бывало. Обе побираются, бутылки ищут, целыми днями Парк Победы прочесывают да около бань сторожат. Живут в норках под каруселью на Веселой горке и в ус не дуют. За ними, Анатолий говорил, осуществляется негласный пригляд – родственников же нет – все в государство отойдет, а жить-то им, эх-ха-ха…

А Столбышев Матвей Семенович? Вы наверняка слышали, только не знали, как зовут да откуда он родом, – нам в Москве и Ленинграде его историю подавали уже как местную. Не удивлюсь, если и тверичи, и арзамасцы скоро начнут утверждать свое первенство, но вы им не верьте. Нам доподлинно известно: Матвей Семенович Столбышев – наш, старгородец, коренной уроженец и известнейший сумасшедший, неоднократно лечился, но был выпускаем, снова принимался за свое – собирал на помойках всякую рвань, как то: калоши, чайники сплющенные, птичьи крылышки, газовые ключи, ватные одеяла, телогрейки мазутные, землицей сухой не брезговал, корочками хлебными плесневелыми – и все это богатство тащил к себе в конурку. Утрамбовывал до потолка, и до того дошло, что и окошко замуровал, оставил себе только проходец, чтоб раскладушку на ночь ставить. Соседи, наконец, учуяли. Принюхались – уф! ужас! Подали в суд. И по суду уже приехали с понятыми. А Матвей Семенович очень даже обрадовался: «Я, – говорит, – давно вас поджидаю. Мне, – говорит, – важно, чтоб передача происходила по закону». Приковал себя кандалами ручными к батарее, чтоб не утащили его, и заявляет: «В этой комнате ценностей больше чем на миллион. Желаю все сдать, а взамен прошу лишь комнату в доме престарелых первой категории и похороны по генеральскому разряду». Ну, иди ты с ним воюй, когда ключ-то он запрятал, да и очищать все одно – надо.

Стали выносить носилками. Тут такая пошла вонища, что соседи и пожалели. Но ладно. Где-то посередке культурного слоя, так сказать, обнаружен был валенок с прожженным голенищем большого размера, а в нем четыреста тысяч соток и пятидесяток советскими рублями. Тут уж и полковника вызвали, деда принялись вежливо дедушкой величать.

Чистят дальше. Дошли до тахты – таковая где-то в углу обнаружилась. Соседей, вестимо, по комнаткам разогнали. А там, под подкладкой, колбасочки такие, а в них – червонцы царские, счетом тысяча штук. Ну-ка прикиньте по курсу! А уж под самый конец, под половицей, сам он и показал – шкатулочка. А в ней жемчуга да камешки. Ни счету, ни описи не видали, знаем только, что много, так много, что полковника нашего в скором времени забрали в Москву на повышение. А звездочка генеральская нынче почем, это если сок-то яблочный стакан вместо обычных пятнадцати копеек тридцать три в коопторге стоит? Ну вот!

И, что важно, родные у дедушки сыскались – прямые наследники, и все в один голос: «Ничего не знаем, ни на что не претендуем!» То ли кровь там какая замешана, то ли правда по наследству от отца досталось. А отец у Матвея Семеновича при нэпе скобяную лавку держал, а сам Столбышев всю жизнь в керосинной лавке на старом базаре просидел – тоже, конечно, место, но не жемчуг же с бриллиантами! Вот и прикиньте: нэп у нас сколько годков был? Ага! А кооперативы сколько? Ага!!! Сосчитали? Но есть, есть разница – тогда не на пустом месте открывались, да и пили, старожилы сказывали, не так лихо да и не так мрачно, что в нынешней «Стрелецкой избе», да и семга, правда, не те рублики стоила…

А откуда нам, собственно, все это известно? Да от того же Анатолия Кретова – он тогда еще только-только демобилизовался, пошел рядовым в угрозыск и на том обыске-сдаче лично присутствовал. Это после он в вытрезвитель перешел: «В розыске жизнь не по мне – слишком нервная». Ну что, можно и его понять – семья, дети, квартиру обещали. Только нервишки-то у него теперь ни в дугу – пошаливают, чуть что – в крик, и изо рта попахивает алкоголем, знаете, как у того гоголевского типчика (и тоже, наверное, объясняет вышестоящим, что с рождения).