– А ведь ехать туда нельзя… – шептал Андрей. – Нельзя. И не ехать нельзя. Еще хуже… Не хватало только тюрьмы. Может Пашку дождаться? Они с Валентином друзья, может он как-нибудь повлияет?

Андрей вышел на лестничную площадку и запер за собой дверь. Палец сам нажал кнопку лифта.

– Нельзя туда ехать…

В углу возле выхода из подъезда спал бомж на картонке. Картонка была та самая, со следами протекторов.

– Пшел вон, свинья! – Андрей пинком разбудил бродягу.

Тот проснулся и жалобно заморгал, не соображая, что происходит.

– Пшел, я тебе говорю! Весь подъезд провоняли мочой! Как будто без вас неприятностей не хватает!

Бомж поднялся и короткими шажками засеменил подальше от подъезда.

«Нельзя туда ехать…» – думалось само по себе. – «Нельзя, нельзя.»

Андрей сел в машину и запустил двигатель. Старенький «Форд» выкатился со двора и втиснулся в не очень плотный поток, за руль было трудно держаться, так от волнения взмокли пальцы. Сзади засигналили, мол, нельзя ли быстрее, и Андрей чертыхнувшись придавил газ, хотя спешить ему никуда не хотелось.

Резина колес зашелестела от скорости. Дома пролетали по сторонам так быстро, что казалось, будто город корчится – то ли в страдании, то ли от хохота.

– Нельзя туда ехать… – Андрей едва сдерживал дрожь во всем теле. – Ну нельзя же… Нельзя!

Дорога тянула вперед, как настоящий водяной поток – бурный, мощный, не дающий не единого шанса на сопротивление. Город корчился именно от смеха – от безудержного хохота над ним, над Андреем.

– Надо что-то делать…

Мысли заметались в голове, словно летучие мыши в пещере – яркое солнце снаружи, тьма изнутри.

Андрей заметил, что маленький автомобильчик выехал со второстепенной дороги чуть дальше, чем позволяли правила. Вот он шанс! Вот он! Другого не будет. Если его шибануть в крыло, то вся вина будет на непутевом водителе, и страховка будет за «Форд», и новая машина, и уважительная причина, почему не явился в офис.

Андрей вытер глаза, чуть снизил скорость, перестроился в правый ряд и, зажмурившись от страха, вжался спиной в сиденье.

Удар оказался гораздо сильнее, чем Андрей ожидал – тело с огромной силой рвануло вперед, в глазах полыхнуло белыми искрами. Грудь стиснуло невероятной болью и Андрей закричал, ничего не видя и ничего не соображая.

Наконец он открыл глаза, и с ужасом понял, что машину все еще тащит по асфальту, прямо на скоростной фри-лайн. Еще он заметил, что из маленького автомобильчика, которому он снес всю переднюю часть, вырывается высоченный столб пламени, а девушка, скорее всего водительница, неподвижно лежит на асфальте рядом с распахнутой дверцей.

В следующий миг «Форд» снова ударило и Андрей почувствовал, что падает в узкий бездонный колодец. От падения голова закружилась так, что его вырвало, и эта судорожная рвота, обжигающая рот, была последним осмысленным ощущением..

6.

Птица щебетала почти у самого уха, по крайней мере так казалось. Яркий солнечный свет пробивался сквозь веки алой лавиной, тошнота терпеливо бродила где-то возле желудка.

– Ему необходимо промыть глаза. – Андрей расслышал совсем рядом мужской голос. – Иначе он их попросту не откроет.

– И куда он поехал с такими глазами? – это уже молодая женщина. – Сейчас я все принесу.

Голоса стихли, только птица продолжала цокать и насвистывать.

Минуты через три Андрей расслышал шаги, и почувствовал касание мокрой ваты на веках.

– Вот… – шептала девушка. – Так будет лучше.

Пахло лекарствами, тишиной и кварцевой лампой, даже с закрытыми глазами не покидала уверенность в белом цвете стен, потолка, оконных рам и даже, может быть, пола. Андрей боялся шевельнуть рукой или ногой. Почему-то он был уверен, что одной конечности недостает. Ему вдруг отчетливо показалось, что такая беда обязательно должна была приключиться именно с ним, и она бы явилась завершением всех предшестующих бед, глупых и постыдных.

– Чего у меня не хватает? – шепнул Андрей.

Он ожидал услышать ответ от девушки, но в ухо каркнул скрипучий старушечий голос:

– Ума у тебя не хватает! Ха-ха-ха! Ума! Сейчас я тебе наддам помелом, сразу мозги станут на место!

Андрей вскрикнул от тяжелого удара по ребрам, хотел открыть глаза, но новый удар вверг его в пучину душной безмолвной черноты.

Андрей очнулся вновь. Дышать было трудно, ребра болели, будто его минут десять злобно пинали ногами. Ни единый квант света не раздражал рецепторы глаз, Андрей наморщил лоб и почувствовал довольно тугую повязку, обручем охватившую голову. Память услужливо начертила в мозгу столкновение двух машин и волну сверкающих стекляшек, ударившую в незащищенное лицо.

– Ослеп? – с трудом прошептал Андрей.

Но ему никто не ответил.

Левая рука назойливо зачесалось у самых пальцев, Андрей хотел почесать ее о бедро, но от привычного усилия мышц в ребра уткнулась лишь забинтованная культя – надрез выше локтя.

– Эй! Кто-нибудь! – испуганно закричал он. – Медсестра! Врач! Пожалуйста!

– Слышишь? Опять орет. – глухо раздался за стеной мальчишечий голос.

– Сильно его измочалило. – ответила девочка.

– Мамка сказала, что он будет жить, если не начнется гангрена.

– А бабушка говорит, что если его найдут, нас всех расстреляют.

– И детей? – настороженно переспросил мальчик.

– А ты как думал? Помнишь, как было в Егорьевке, когда летчика приютили? А с девочками знаешь что делали? Я из-за кустов все видела!

Она понизила голос до неразборчивого шепота, наверное говорила прямо в ухо мальчишке.

– Сволочи… – сквозь зубы сказал он. – Давай его лучше сожжем.

– Ты что?!

– Никто не узнает! – успокоил мальчишка. – Неси керосинку, спички у меня есть.

Андрей ничего не понял, но испугался до ледяного пота.

– Эй! Ребята! – осторожно позвал он.

Ему никто не ответил, только за стеной раздалось жестяное бряканье и плеск, будто лили воду на стену.

Но это была не вода – и по запаху, и потому как хлопнул воздух, когда к лужице поднесли горящую спичку. Тело сразу обдало жаром, дыхание моментально забило дымом. Огонь вцепился в ноги и принялся их терзать – нервы будто бы превратились в раскаленные спицы.

– А-а-а-а!!! – закричал Андрей, расходуя последний выдох. – Сволочи! Трусливые твари!

Но язык пламени ворвался в легкие, зашипел невыносимой болью, выжигая не только плоть, но и мысли, и ощущения. Последнее, что Андрей почувствовал, это как с дикой болью лопнули невидящие остатки глаз.