Когда на следующее утро я ухожу в школу, Олли присоединяется ко мне. Ни один из нас ничего не говорит, и я жду, когда он отстанет, но Олли тащится рядом, как раздражающая тень.

– Ты что, заблудился? – огрызаюсь я наконец.

– Почему ты вдруг прицепилась к Себастьяну Мидрауту? – спрашивает брат.

– Я не прицепилась.

– Прицепилась. Папа говорил, ты о нем расспрашивала.

Я пожимаю плечами – надеюсь, с самым пренебрежительным видом.

– Просто мне становится интересной политика…

Смех Олли прерывает меня. Ну, если честно, это и правильно.

– Ты полагаешь, что Мидраут имеет какое-то отношение к смерти мамы? – спрашивает Олли.

– Что? С чего вдруг ты так подумал?

Он уже готов ответить, но тут замечает что-то впереди и напрягается.

– Таблички аптекарского огорода, – коротко бросает он и тут же разворачивается на пятках и уходит в боковую улицу, которая ведет куда угодно, только не к его школе.

Я поднимаю голову – и останавливаюсь как вкопанная. Потому что там, прислонившись к стене, окруженная свитой, которую я видела в последний раз в Уонстед-Флэтс, стоит Дженни. И смотрит прямо на меня.

Я топчусь на месте, кажется, несколько часов, гадая, что делать. Я много раз пугалась в своей жизни, но единственным разом, когда страх парализовал меня, был тот случай с Дженни. Я почти чувствую снова, как огонь облизывает мои ноги; внезапная искра прыгает к моему лицу, оставив неизгладимый след. Дженни не разрешается подходить ко мне. Так постановил суд. Но что толку в законе, когда никто его не применяет? Олли снова бросил меня на произвол судьбы. Насколько я понимаю, он нарочно завел меня сюда, чтобы помочь Дженни завершить начатое.

Дженни выпрямляется. Ее банда тащится следом за ней.

Ну уж нет. Я разворачиваюсь и иду к метро длинным маршрутом. Чувство унижения переполняет меня. В метро, в школе, на обратном пути домой я сгораю от него. Мне кажется, что люди таращатся на меня чаще обычного. Я гораздо сильнее осознаю свою странную внешность, чем это было уже многие месяцы. Меня пронзает уверенность, что Дженни намерена броситься на меня и никто не захочет что-то сделать, чтобы остановить ее.

Олли, наверное, просто отвертелся от меня, но этой ночью я иду к аптекарскому огороду перед тем, как отправиться в конюшни. Здесь действительно есть каменная табличка, прикрепленная к стене за изгородью из розмарина. На ней вырезаны имена всех глав танов Тинтагеля начиная с Артура Пендрагона. Я просматриваю остальные имена, иногда останавливаясь на тех, которые мне знакомы по урокам истории. А в нижней части я вижу три строки:

1981–2001: леди Бетани Карадок

2001–2005:

2005–2008: лорд Дэвид Ричард

2008–: лорд Лайонел Элленби

Я пристально всматриваюсь в строчку между Бетани Карадок и Дэвидом Ричардом. Одного имени как будто не хватает – или, скорее, оно стерто. Какое бы имя ни было вырезано рядом с годами с 2001-го по 2005-й, его замазали чем-то вроде штукатурки. Я провожу пальцами по этому месту, отчаянно желая, чтобы мои подозрения подтвердились. Мои пальцы начинают искрить; электрический ток бежит по руке прямо в череп. Я отдергиваю руку.

– Рыцарь? Ты разве не должна уже седлать лошадь? – спрашивает аптекарша, заставив меня подпрыгнуть.

Она сидит на корточках, выкапывая какой-то саженец.

– Да. Я сейчас иду, – говорю я, бросая последний взгляд на табличку.

Я уверена, что в ней что-то изменилось, но у меня нет возможности присмотреться внимательнее, потому что в этот момент нетерпеливый голос мисс Ди зовет меня с другой стороны сада.

Мы приглашены тенью следовать за бедеверами и наблюдать за тем, как они ловят отравителя – некий тип кошмара, который нам до сих пор не дозволялось видеть, потому что он слишком опасен. Когда мы едем из Тинтагеля по мосту и оказываемся в Аннуне, я бросаю взгляд на Олли, гадая, зачем ему было нужно, чтобы я увидела ту табличку. Если это просто дурацкая выходка, все равно странно. И в довершение к моей общей растерянности у меня начинает болеть голова.

– Ферн? – окликает меня Рамеш, прерывая размышления. – Ты в порядке?

Я киваю.

– Снова думаешь о своей маме?

Я оглядываюсь по сторонам, боясь, что его кто-нибудь услышит. Мне до сих пор кажется странным, что я с кем-то поделилась этим.

– Все в порядке, никто не слушает, – говорит Рамеш, а потом, поскольку я не отвечаю, добавляет: – Я расспрашивал о Мидрауте, но это нелегко, будучи сквайром, ну, и я ведь на самом деле не знаю, о чем именно спрашивать…

Он умолкает, явно надеясь, что я сообщу ему что-нибудь из слухов о моей маме.

– «Один голос».

– Что? – спрашивает Рамеш.

– Я ничего не говорила, – отвечаю я. – Но… ты тоже это слышал?

– «Один голос», «Один голос», «Один голос».

Теперь уже вся группа вертит головами, пытаясь найти источник звука. «Один голос» – это название политической партии Себастьяна Мидраута.

– Это доносится прямо из воздуха, – изумленно говорит Феба.

– Вообще-то, от инспайра, – возражает Райф. – Мидраут в последнее время набирает силы, так? А если вы постоянно слышите о нем в Итхре, то нет ничего удивительного в том, что вы натыкаетесь на его слоганы и идеи в Аннуне. Так что не стоит обращать внимания.

Но я не думаю, что я единственная, кто замечает, как Райф обменивается взглядом с другими опытными рыцарями. Они что-то скрывают.

Мы скачем к маленькой площади к северу от Кингс-Кросс: это георгианские таунхаусы, что выстроились вокруг огороженного стеной сада, как сплетничающие подружки. Толпа танов уже собралась на ступенях перед входом в один из домов. Здесь одинокий рееви и множество венеуров в черных туниках. Они бродят вокруг дома, как полицейские вокруг места преступления.

Теоретически венеуры вроде бы вполне безобидны. Предполагается, что они присматривают за животными в замке: лошадьми, которые несут рыцарей в бой; кошками, которые проскальзывают сквозь защиту Тинтагеля, чтобы ловить мелкие кошмары; собаками, которые иногда слишком привязываются к танам.

Но еще они присматривают за морриганами.

Я впервые встречаюсь с морриганами. Их держат в орлином гнезде на самом верху одной из башен Тинтагеля.

– Они немножко… необычные, – говорит мне Райф, пока мы едем. – Технически они вампиры, но пусть это не сбивает тебя с толку. Они питаются твоим воображением и воспоминаниями, так что при определенных обстоятельствах могут быть полезны нам, но тебе не следует оставаться с морриганом наедине, если ты не прошла подготовку.