1. Мышьяковый вальс, или Новая Пляска смерти (Посвящается зеленому венку и продавцам платья). Журнал Punch. 1862. 8 февраля. Библиотека Веллкома, Лондон

В истории искусства аллегорический сюжет «пляска смерти», Totentanz или danse macabre, служил репрезентацией мотива memento mori. Художники Средневековья и Возрождения изображали «беспощадного жнеца» в танце, как правило, в компании священника, императора, короля, ребенка и работника. Зрителю следовало помнить, что рано или поздно смерть ждет всех вне зависимости от занимаемого в обществе положения. Однако время шло, и новой версией пляски смерти послужил вальс, считавшийся в те времена весьма сомнительным с точки зрения морали танцем. В 1816 году лорд Байрон посвятил вальсу небольшую сатирическую поэму, в которой осудил «жаркое обниманье» и «неприличную близость двух тел» танцующих кавалера и дамы[264]. Несмотря на этот «скандальный» образ, королева Виктория сама была не прочь повальсировать с принцем Альбертом[265]. В этой карикатуре вальс появляется потому, что во время танца партнеры находились в теснейшем физическом контакте, и мужчины подвергались серьезному риску воздействия мышьяка, который их партнерши носили на своем теле и в украшениях для волос. Punch давал потенциальным кавалерам совет, как обращаться с этими новоиспеченными отравительницами в зеленых нарядах и как разубедить их покупать и носить одежды этого цвета. Как можно было бы ожидать от юмористического издания, первые публикации на эту тему были довольно колкими. Например, в 1861 году автор статьи в Punch предлагал, чтобы «гуманные, но легкомысленные молодые люди… относились к отравлениям цветочниц с достаточной долей веселости, не осуждая их в крепких и серьезных выражениях, а называя, например, восхитительно корыстолюбивой или очаровательно бесчеловечной»[266]. Небольшая статья под заголовком «Осторожно, девушки в зеленом!» (Green go the lasses, O!) рекомендует отмечать женщин в зеленом алыми надписями: «Мы полагаем, что мужчина позеленеет, как платье его партнерши, если станцует польку и вальс с дамой в платье, окрашенном зеленью Шееле. Девушек в таких зеленых платьях следует помечать надписями „ОПАСНО!“, или вышивать красными буквами надпись „БЕРЕГИСЬ ЯДА“ прямо на спинке их платьев»[267]. Естественно, такое шуточное запугивание не приносило результата, и через год в статье «Отравительницы и полька» (Poisoners and Polkas) женщины, одетые в зеленое, сравнивались со смертоносными зарядами. Очевидна аналогия между мышьяковым порошком и порохом (gunpowder): «Если дамы не перестанут носить мышьяковые платья, бал (a ball) станет столь же смертоносным, как и пушечное ядро (a cannon ball), и почти все танцующие падут жертвами (мышьякового) порошка»[268]. Оказалось, что противостоять соблазнительному очарованию изумрудной зелени очень трудно.

В начале 1862 года доктор Хиллиер, санитарный врач в приходе Сент-Панкрас, где годом ранее погибла Матильда Шуэрер, смог убедить Тайный совет заказать специальный рапорт об этом происшествии. Для этой цели совет нанял Уильяма Ги, авторитетного профессора судебной медицины, и тот написал увлекательнейший, но при этом крайне удручающий отчет. С одной стороны, ему удалось выяснить, что мышьяк сыграл немаловажную роль в гибели Фрэнсис Ролло, семнадцатилетней мастерицы по изготовлению искусственных цветов. Как и Матильда, она работала у Бержерона. Оказалось также, что хирурга, наблюдавшего Шуэрер, вызывали для лечения еще пятидесяти из примерно ста работниц на предприятии Бержерона[269]. К тому времени мастерская переместилась в более просторные и лучше проветриваемые помещения на Эссекс-стрит в районе Ислингтон, однако большинство осмотренных Ги молодых женщин по-прежнему страдали от хронического отравления мышьяком; среди них была одна работница старшего возраста, у которой выпали все волосы, и еще несколько девушек, у которых настолько тяжело были поражены гениталии, что они не могли сидеть[270]. В своем отчете доктор дал несколько рекомендаций, в частности он предлагал запретить работать на мышьяковом производстве детям до 18 лет. Однако Ги не внес ни одного предложения, регулировавшего использование мышьяковых пигментов, поскольку не хотел ограничивать «свободу предпринимательства» и тем самым навредить британской экономике. Профессор прибавлял: «Если б… мои изыскания привели к обнаружению нескольких смертельных исходов, я бы посчитал должным предложить полный запрет» производств с применением таких красителей. «Один единственный случай смерти» не был, по-видимому, достаточным основанием для запрета[271]. Как и в ситуации с другими производственными рисками, свобода предпринимательства одержала верх над здоровьем людей. Такое безразличие было типичным для производств с использованием опасных веществ в Великобритании. Например, для изготовления бытовых спичек использовались фосфорсодержащие соединения. В результате контакта с ними у рабочих растворялись челюстные кости, что приводило к страшному заболеванию – фосфонекрозу челюсти. Даже когда угроза здоровью была очевидной, до 1890-х годов подобные опасные производства не становились объектами официальной инспекции и регулирования.

В сравнении с гибелью Матильды Шуэрер жалобы светских дам на «болезненные нарывы» на плечах и кожную сыпь после ношения зеленых венков кажутся ничтожными[272]. Популярность зеленых платьев сыграла на руку медикам. Зеленый цвет был слишком заметен, и врачи смогли связать эффект от ношения мышьяковой одежды высокопоставленными дамами, которых они осматривали в рамках своей частной практики, с болезнями рабочих, обращавшихся за помощью в бесплатные больницы в результате отравления мышьяком. Один из врачей говорил, что, когда он видел больных цветочниц у себя в клинике, ему сразу бросался в глаза резкий контраст между лилейно-белой кожей «прекрасных обладательниц» искусственных венков на балах и красными, воспаленными глазами и покрытой корками шелушащейся кожей несчастных девушек[273]. Тем не менее светские дамы сыграли важную роль в ограничении использования ядовитых зеленых красителей. Принимая решения о покупках для своей семьи, женщины-потребители могли следовать модным тенденциям или отвергать их. Работницы цветочного производства и швеи никогда не появлялись на карикатурах журнала Punch, но эти иллюстрации все равно вызывали шок, поскольку напоминали, что женщины сами отравляли себя и окружающих, покупая одежду и аксессуары зеленого цвета в ателье или салоне модистки. Возможно, эти предостережения возымели должное действие, потому что в музейных коллекциях мне не удалось найти ни одного экземпляра ярко-зеленых платьев из тарлатана, изготовленных в 1860-х годах, хотя, возможно, где-то они все же сохранились. Очевидно, что изумрудная зелень в форме порошка была высоко токсична для работников нескольких отраслей промышленности. Платяные ткани, которые многократно проверяли химики XIX века и находили в них высокое содержание мышьяка, до сих пор остаются загадочными и таинственными. Может быть, связанные с ними страхи – это отчасти порождение арсенофобного воображения, значительно преувеличенное прессой? Или же большая часть мышьяка из исследованных нами тканей уже улетучилась?