Мэгги дала мне номер своего сотового, и я объяснила, что не смогу писать ей, потому что у меня нет сотового телефона, но я могу звонить ей с домашнего телефона бабушки.

Вместо того, чтобы посмотреть на меня как на сумасшедшую, она улыбнулась, как будто это было в порядке вещей, а потом мы разошлись.

И только когда я пришла на парковку, я поняла, что грузовик Гуннера исчез.

Оглядевшись по сторонам, я думала, может он её перепарковал, но его нигде не было. Возможно, он забыл про меня. Всего-то шесть миль до его дома. Я дойду пешком.

Поправив сумку с книгами, что висела на левом плече, я направилась к главной дороге. Странно, что Гуннер забыл обо мне. Как будто он злился на меня. У меня было предчувствие, что так оно и было на самом деле.

Напряжение за столом во время обеда усилилось, и я не знала почему. Конечно, я ревновала к Серене, как бы мне не хотелось это признавать. Но я ничего ему не сказала. У него не было причин злиться на меня.

За последние восемь месяцев я имела дело с вещами куда поважнее, чем эти. Парень, который бросил меня, не подвез до дома и оставил меня, чтобы я шла пешком, был не большой проблемой. Я переживу.

Привет, сын

ГУННЕР

Темные волосы и карие глаза моего брата были визитной карточкой Лоутонов. Он был похож на него. Я же был его полной противоположностью. Не такой как он. Это конечно имело смысл, потому что во мне текла другая кровь.

Ретт сидел в кресле слева от меня. Мы оба сидели в коричневых кожаных креслах с высокой спинкой напротив отцовского стола.

Ретт появился в школе во время последнего урока, удиви меня возвращением домой. Он сказал, что мы встречаемся с отцом в три часа и хотел убедиться в том, что никто из нас не опоздает на эту встречу.

Меня это удивило. Ведь в таком виде мы никогда не посещали офис этого человека. По кране мере не вдвоем. Что и было странным.

— Он знает, что ты вернулся домой? — спросил я Ретта, который казалось, не был обеспокоен это встречей.

Он кивнул.

— Да. Он и попросил меня вернуться. Я сказал, что у меня есть пару свободных дней именно сейчас.

Разве он не спросил зачем мы встречаемся?

— И ты просто приехал домой, потому что он попросил тебя?

Ретт поерзал на сиденье, и теперь я заметил, что он немного нервничает.

— Ага, — ответил он просто.

Поскольку Ретт был избранным, для него было нормальным выслужиться перед отцом каждый раз. Возвращение в таком виде не похоже на его личное волеизъявление. Конечно, если ему ничего не надо дома.

— Он опаздывает, — проворчал я, потому что ненавидел ждать. Я не любил разговаривать с этим человеком, тем более сидя в его кабинете. Место куда мне никогда нельзя было входить. Стены были заставлены книжными полками, а над столом висела картина, стоившая, вероятнее всего, миллион долларов.

Здесь не было семейных фотографий. Только одно фото, где они вместе с Реттом присутствовали на благотворительном мероприятии, куда он взял только Ретта, но не меня. Меня никогда никуда не брали.

— У тебя есть занятие получше? — ухмыльнутся Ретт. Это выражение так было присуще нашему отцу, что оно меня разозлило. Я не хочу ненавидеть своего брата только потому, что он выглядит, как человек, которого я ненавижу.

Дверь позади нас открылась и Ретт обернулся, и казалось, был доволен, что этот сукин сын вошел в комнату. Я же был счастлив потому, что это уже началось, а значит закончится. Мне здесь был не комфортно.

— Эй, пап, — сказал Ретт обыденно. У них были отношения в которых я не принимал никакого участия. Да и желания у меня такого не было.

— Здравствуй, сын, — ответил он, это тоже когда-то беспокоило меня. Он называл Ретта сыном, а меня Гуннером или парнем. Так меня воспитывали с детства. Меняя меня.

Он научили меня не доверять и не любить. За это я должен был благодарить старика.

— Я рад, что ты смог прийти вовремя, Гуннер, — сказал он снисходительным тоном, которым обращался ко мне и ко всем тем, кто ему не нравился. Придурок.

Я уставился на него со скучающим и безразличным выражением лица, но не ответил на его замечание.

— Он был рад прийти, когда я появился проведать его, — Ретт пытался разрядить обстановку, но это было бессмысленно. Ретт всегда пытался помочь мне с нашим отцом.

Он не понимал, почему я был нелюбимым сыном, а он был золотым мальчиком. Даже если ему и удавалось, я не сомневался в его любви ко мне. Ретт всегда был рядом, когда я был ребенком.

когда я и этот человека находились в комнате, напряжение было неизбежным. Я часто задавался вопросом, понимает ли он, что я знаю правду. За ночь я превратился из мальчишки, старающегося угодить ему, в мальчика, который его избегает.

— Конечно, же он был рад, — ответил наш отец так, как будто это было плохо и доказывало мою никчемность.

Правда была в том, что я хотел бы остаться в школе. Черт, я бы предпочел, чтобы мне кто-нибудь вставил иголки в глаза. Это было бы приятней, чем встреча с Сатаной.

— У меня сегодня есть еще важные дела, так что позвольте перейти к делу, — начал он, глядя прямо на меня, словно провоцируя на спор. Как будто мне было дело до того, что он скажет.

— Ретт является наследником Лоутонов. Он попросил выдать ему оставшуюся часть средств со счета его целевого фонда сейчас, чтобы отправиться в путешествие с друзьями по Европе. Я считаю, что это разумная просьба. Он должен наслаждаться последними годами своей юности, прежде чем давление этой империи падет на него. Я учредил трастовые фонды для вас обоих, чтобы они дали вам обоим преимущество после окончания колледжа. Я не хочу касаться инвестиций сейчас, поэтому я собираюсь отдать ему часть его наследства. Изначально твоя мать требовала, чтобы вы оба были равны. Я был тогда моложе и согласился. Однако все изменилось, и, поскольку Ретт является наследником того, что основал его прадед, будет справедливо, что, кроме трастового фонда, отложенного на твое имя, Гуннер, ты не получишь часть наследства Лоутона, первоначально определенного. Я поменял счета, и эти деньги теперь надежно разделены между инвестициями Ретта и счетом на денежном рынке, за счет средств которого он и живет в настоящее время.

По мере того, как он говорил, моя кровь закипала, а вена на лбу, становилась заметнее и пульсировала тогда, когда я злился. Я чувствовал это. Еще одно доказательство, что я не Лоутон. Эмоции, бурлящие во мне, были еще свежи, но за последние несколько лет мне удалось с ними справиться. Я не плакал и не молил о любви этого человека.

По правде говоря, мне не нужны были его чертовы деньги. Никакие из них. Я уеду из этого города и докажу ему, что могу быть кем-то большим, чем просто миллионером из маленького южного городка. Я не Лоутон. Я был другим, и я хотел знать, чьим же я черт возьми, был.