– Леопольд Виттельсбах[68], – коротко кивнул собеседник. – Принц Баварии.

– Ваше Высочество, – с уважением вернул поклон Максим. – Вы давно приняли командование этой армией?

– Назначен шестнадцатого апреля сего года.

– Я рад. Искренне рад.

– Отчего же? – немало удивился он.

– Летом прошлого года в этом городе творился настоящий ад. Комендант города майор Пройскер устроил резню мирного населения, включая обстрел жилых кварталов из орудий. Жандармерией и военной разведкой Российской Империи было проведено расследование. Он военный преступник и разбойник. И я рад, что представитель монаршей фамилии не имеет никакого отношения к этой мерзости. Ведь командир всегда отвечает за своих подчиненных.

– Пройскер? Ганс?

– Да. Ганс Пройскер. Батальонный командир 155-го пехотного полка. Он обвиняется в убийствах мирных жителей, разбойных нападениях, вымогательстве, грабежах и мародерстве.

Леопольд с крайне удивленным видом обернулся к одному из майоров. Тот был бледен как полотно.

– Ганс? – вопросительно спросил принц.

– Это все навет! Навет! – нервно выкрикнул тот, а у самого глазки-то так и забегали.

– Конечно, навет, – усмехнулся Меншиков. – И жители сами покинули город, да в такой спешке, что побросали свое имущество. Не его ли вы, любезный майор, переправляли в Германию? Вы знаете, что вас приговорили к повешению?

– Я… я… – начал было что-то говорить Пройскер, но не нашел слов. Бледный. Испуганный. На грани потери самообладания. Едва в истерику не проваливается…

Немного поболтали. Пока бойцы Меншикова обыскивали штаб армии. Изымали казну, карты, шифровальные книги и прочую полезную «литературу».

Потом пошли грузиться.

Собственно, всю эту толпу офицеров Максиму с собой тащить было не с руки. Поэтому он прихватил только Леопольда и того майора Пройскера.

Принца Меншиков поместил вместе с собой – в Rolls-Royce. Все-таки – августейшая особа, а не просто генерал.

А Ганса повесил на фонарном столбе. По-простому. Подвел грузовик. Закрепил веревку. Накинул петлю майору на шею. Прикрепил спешно слепленную табличку с надписью «Räuber, Mörder und Plünderer[69]». Ну и отогнал грузовик, оставив негодяя болтаться в петле…

Меншиков действовал на свой страх и риск, потому как никакого суда не было. Расследовать – расследовали. И действительно смогли подтвердить массу мерзости, сотворенную этим майором. Но не более того. Впрочем, принц не стал возражать против приговора. Да и прочие офицеры помалкивали. Максим специально спросил у них – могут ли они сказать что-то в защиту Ганса. Но они не нашли слов. А возможно, не захотели.

Так или иначе – Меншиков решил для себя, что этого мерзавца нужно казнить. И именно повесить. То есть лишить жизни самым унизительным для тех лет способом. Риск имелся. Противники ротмистра в России могут попытаться раздуть это дело и устроить душеспасительную истерику. А могут и не устроить, испугавшись за свои шеи. Но вот то, что поляки и евреи к нему теперь станут относиться много лучше, это факт. Ведь именно они населяли Калиш до летней резни 1914 года. На первый взгляд – мелочь, но на деле – приятный и далекоидущий козырь.

Что стало с остальными пленными? Ничего плохого. Их, как и захваченных там в поле бойцов, просто связали и бросили как есть. Или сами развяжутся, или кто сжалится. Таскать с собой толпу пленных Меншиков не планировал. Да, принца бросить не мог. Слишком ценная добыча. А остальные ему были без надобности.

Кроме того, плодить в германской армии людей, которых так легко бьют русские, было идеологически верно и правильно. Ведь они расползутся по округе и станут нести свои переживания и опыт в массы. То есть правильно настраивать немцев. И чем больше у Вильгельма II окажется таких войск – тем лучше в долгосрочной перспективе.

1915 год, 25 июня. Позен – где-то на просторах

В Калише провозились целых два часа. И хотя Меншиков спешил, понимая, что на счету каждая минута, был вынужден задержаться.

В целом никаких особых интересов у Максима к штабу этой армии не было. Он бы его и из минометов расстрелял, если бы не искал материалы, доказывающие предательства Ставки. Вот его люди и рылись в бумагах. Как свежих, так и относящихся к февральскому наступлению. Мало ли?

Тем временем остальной личный состав вдумчиво потрошил автотранспорт и склады немцев на предмет полезных вещей. Выкручивались отличные керамические свечи зажигания[70], сливался бензин, собирались патроны и так далее.

Но главное – работала сводная группа деятелей искусства. Формально она числилась за Скобелевским комитетом и в состав эскадрона не входила. Но на деле была собрана лично Меншиковым как внештатное подразделение эскадрона. И упаковал ее по последнему писку моды. Он даже пару новомодных кинокамер «Аэроскоп[71]» достал в качестве одной из «заманух», привлекая к этому делу лучших специалистов. Руководителем группы стал Петр Карлович Новицкий – в будущем знаменитый имперский и советский специалист по документальному кино, фото– и кинохроникам. Но уже тогда, в 1915 году, он имел серьезную репутацию и немалый опыт.

Удалось привлечь даже писателя, точнее, поэта. И какого!

В августе 1914 года Владимир Маяковский попытался пойти в армию добровольцем. Но ему отказали, обвинив в политической неблагонадежности. Припомнили ему всякие шалости прочих лет[72]. Он жаждал идти в бой. Грезил этим. Но его туда попросту не пускали, что немало угнетало поэта. Именно поэтому Меншиков начал вербовку с коронной фразы:

– Я дам вам Parabellum!

Буйный, дикий, необузданный Маяковский уцепился за предложение Максима, словно бульдог. Это ведь не по окопам сидеть! Это ведь грандиозное дело! Это ведь натуральный футуризм от войны!