задумала удрать, пока я буду в душе, смею напомнить, что твое платье порвано, — улыбается босс, поглаживая мое бедро.

— Воспользуюсь твоими вещами. Мне не впервой, — пожимаю плечами, а сама поражаюсь мыслям босса. И как он догадался?

— Тебе, кстати, идет! Обещаешь всегда надевать мои рубашки, пока мы дома?

Прикрываю глаза.

Что. Все. Это. Значит???

Всегда? Мы? Дома?

Так, дорогуша! Стоп!

Ничего это не значит. Это ты после трех оргазмов влюбляешься. А парень отлично провел время и просто хочет еще, не вкладывая в это никаких особых смыслов.

— Я подумаю, — еле улыбаюсь, пытаясь прикрыть усталостью обиду.

— Отлично! — Давид наклоняется и целует меня в выпирающую тазовую косточку, — а пока, в моем телефоне приложение, закажи что-нибудь поесть.

И как ни в чем ни бывало, вручает свой мобильный. Ну надо же, какое доверие!

Но настроение безвозвратно испорчено глупыми мыслями, и даже мельком пролистать галерею босса нет желания. Обнимаю большую диванную подушку, надеясь, что это действительно ПМС, ну или алкоголь, прикрываю глаза и…

Открываю их в комнате с приятным молочным светом. Белые шторы задерживают яркий свет, так мягко рассеивая его лучи, что кажется, что я в колыбели. Еще и накрыта чем-то большим, теплым и тяжелым.

Через несколько секунд начинаю соображать и вспоминаю вчерашний вечер. Глаза расширяются, сон как рукой снимает. Медленно поворачиваю голову и вижу спящего босса.

Твою мать.

Это я вчера такая смелая была. А сейчас…

Внимание привлекает странное дыхание Давида. Выползаю из-под его руки, всматриваюсь в лицо. Оно напряжено, губы поджаты. Неужели болят ушибы? Или снится что-то?

Трогаю лоб, может жар? Но нет, кажется, нет.

Босс во сне перехватывает мою руку и прижимает к груди. Невольно улыбаюсь. Даже во сне не хочет меня отпускать.

Глажу его по волосам, художественно растрепанных вокруг лица. Может зря я себя накрутила? Надо же послушать, что по поводу всего этого скажет сам Давид, а после уже выводы делать.

— Мари…— мычит он.

Я напрягаюсь, пытаясь разобрать, что он говорит, но ничего не понимаю. Босс шепчет что-то несвязное и начинает мотать головой.

— Давид! — трясу его за плечо, понимая, что человеку снится кошмар.

— Мари, прости, малыш.

Замираю. Рот открывается в немом крике. Будто нож вонзили в грудь. Мыслей нет. В голове тишина и пустота. Только горечь медленно стекает по горлу.

— Мари, не уходи…

Моргаю, чувствуя, как по щекам не капают, льются слезы.

Освобождаюсь от мужских пальцев, стараясь не разбудить босса. Хочу уйти отсюда, пока он спит. Унижаться и что-либо выяснять нет смысла.

Выбегаю из спальни, но тут же напарываюсь на незнакомую женщину в легком плаще, стоящую в дверях. Неожиданная встреча не вызывает почти никаких эмоций, я и без того на пределе, поэтому казусом больше, казусом меньше…Но осадок, остающийся от порочной связи с боссом, становится еще гуще.

Пытаюсь скрыться за колонной. Сердце грохочет. Еще не хватало разборок с женой, или кто она там ему. Но на жену не похожа, слишком простая. Одежда из масс-маркета, волосы, собранные в пучок, да и фигура, осанка какая-то вымученная что ли.

— Простите! — извиняется она, суетливо отворачиваясь, — не ожидала никого здесь увидеть. Я Людмила, помощница по хозяйству. Могу уйти.

Выдыхаю. Будто целая гора с плеч. Помощница лучше, чем жена. Но все равно неприятно.

— Нет-нет, — короткими шажками мчусь в гостиную, чтобы найти свой сарафан и убраться к черту отсюда, — я уже ухожу.

— Может, я могу предложить вам завтрак? — продолжает Людмила, смущаясь, пока я нагая бегаю по гостиной в поисках своей одежды.

Господи! Вот позорище! Точно доложит этой Мари, что Давид водит к себе баб. А тот мученик, даже во сне угрызениями совести мучается, прощения просит. Как чувствовала вчера, зря я согласилась на это! Знала же, что ничем хорошим это не закончится, но пошла на поводу своих хотелок. Тут же нахожу себе оправдание, что день вчера был такой неудачный, навалилось все сразу, вот я и не устояла. Надо же было как-то стресс снять!

Наконец, вижу сарафан под одеждой Давида, сложенной в корзине у шкафа. На мусорный бак не похоже, может для химчистки? Но это вообще не важно. Ромашки ярким нелепым пятном выглядывают из-под темной ткани делового костюма. Натягиваю платье, нитки которого торчат, но сами швы благо не расползлись. На ходу хватаю туфли — подарок, Давида, сумочку, и устремляюсь к двери. Вот же влипла!

Выбегаю из башни, бросаясь на первое встречное такси, будто за мной погоня. Хотя, кому я нужна? Мужик натрахался и довольный спит. А я сама приду. На работу. Хотя…теперь у меня нет работы. Из «Дримерс» я уже уволена, а в новую компанию Давида еще не принята. И в «Игуану» после вчерашнего цирка возвращаться не хочется. Молодец, Лена. Испортила себе жизнь одним махом. Причем, знала же…

Приезжаю домой и первым делом сбрасываю с себя сарафан. Он насквозь пропах Давидом, впрочем, как и я. Только сейчас вспоминаю о трусиках, забытых у него дома. Надеюсь, Давид не сочтет это за тонкий намек на продолжение или любовную игру, и Людмила избавится от них прежде, чем он проснется.

Платье летит в мусор, я с головой погружаюсь в ванную. Поливаю себя душистой пеной, мочалкой сдирая въевшийся запах секса с бывшим боссом. Чем дольше сижу в горячей воде, тем сильнее кружится голова и ноющая боль внизу живота разрастается по всему телу. Месячные.

Впервые в жизни радуюсь им, и не потому что «не беременная я», а потому что мое состояние в эти дни не позволяет думать ни о чем кроме боли. И это как раз кстати. Я может и пострадала бы по Давиду и своей нравственности, но точно будет не до этого.

Пока живот не разболелся в полную силу, иду на кухню. Выгребаю из ящика с лекарствами нужные обезболивающие и снотворные, случайно цепляю бутылку «Кристалла», и та с грохотом летит аккурат в раковину. Смотрю молча. Красивая была бутылка. И шампанское вкусное. Наверное.

Убирать осколки сил нет. Пусть лежат, в раковине они никому не мешают.

Выпиваю горсть таблеток, выключаю звук на телефоне и ложусь в родную кровать. Которая, к счастью, не пахнет Давидом.

В мессенджере ставлю статус «меня нет», который является своеобразным знаком, для близких, что я ушла в вынужденную спячку. С юности первые дни месячных сопровождались дикой болью, от которой я лезла на стены. И лишь к