— Чудны дела твои, Господи, — только и сказал Иван, перекрестившись.

Они с Шергиным ещё долго бродили по верхнему городу, а потом и по нижним его посадам, заглянули на торговую площадь, которая никогда не пустовала и была во всякое время дня многолюдна и многоголосна. Кричали торговцы, зазывая народ к своим лавкам с разным товаром, громко говорили покупатели, обсуждая, ощупывая, примеряя то, что им предлагали продавцы. Как и везде, торговая площадь — самое оживлённое место города. И, глядя сейчас на эту говорливую толпу, Иван подумал, что завтра сам станет частью её и сам займётся этой трудной, но живой и интересной работой…

…А на другое утро они со Степаном Лукичем и другими работниками тобольского торгового гостя Артемия Ивановича Ряшкина стали разбирать привезённый из Великого Устюга товар, развозить и разносить его из амбаров по лавкам, оставлять часть для поездок по окрестным городкам и сёлам вокруг Тобольска на маленькие торжки и ярмарки.

Их было много и Шергин с Кусковым за зиму побывали во многих городках и татарских сёлах и познавал часто Иван для себя совершенно невиданное. Вот в первую поездку свою побывал он в городке под названием Сибирь. Он стоял на правом берегу Иртыша в двадцати верстах от Тобольска и был когда-то столицей сибирского ханства, а ещё ранее обитавшего тут неведомого ныне древнего племени сибиров. Не от него ли пошло название великой страны Сибири?

Бывало так, что уезжали они за сотни вёрст от Тобольска и дома появлялись редко. Даже ездили на знаменитую Ирбитскую ярмарку, которая считалась и в России второю после Нижегородской на Волге-реке…

… Многое в здешних местах Ивану нравилось, но особенно доброта народа сибирского. Поездив на ярмарки и торжки, Кусков отметил, что мужики здесь намного домовитее и степеннее. Почти в каждом из них видел Иван хозяина своего дела, всегда умеющего за себя постоять.

Возле домов заметны были чистота и порядок, а про сам дом и говорить нечего: комнаты большие, потолки высокие, печи белые. Не раз замечал Иван, что ежели после топки чело печи от дыма потемнеет, то хозяйка тут же его известью и побелит. Жить здесь в стороне сибирской просторно, вольно и всего довольно: и земли, и воды, и леса. Оттого и характер такой у сибиряков русских. Да к тому же, думал Иван, отцы, деды и прадеды их пришли тоже с вольных земель Руси северной…

…Немного отдохнули от поездок только тогда, когда в Тобольске зашумела своя апрельская ярмарка, на которую съезжалось такое множество народа, какое бывало в Великом Устюге и в Ирбите. Приезжали на неё торговые гости из Казани и Москвы, от границ китайских и азиатских и даже из родных для Кускова мест — Великого Устюга и Сольвычегодска.

От купцов же, встреченных им на Ирбитской и Тобольской ярмарках узнал он, что новый торговый путь проходил здесь до самого Иркутска через Томск да Красноярск. Не везде, конечно, он был ровен и гладок, ибо строили его податные крестьяне окрестных сёл и деревень, обременённые разными государевыми повинностями: подушной денежной пошлиной, сдачей в казёнку отсыпного хлеба с каждого двора и, конечно, самой главной повинностью — гоньбой лошадей по новому тракту с почтой, чиновным людом и разными казёнными товарами.

Часто в Тобольске, живя у Шергина, Иван Кусков засматривался на дочку хозяина Дашеньку, а в поездках за многие вёрсты от Тобольска часто думал о ней. Ему даже в голову приходила, бывало, мысль: а не остаться ли здесь навсегда и жизнь свою связать со славным городом Тобольском, с теми добрыми людьми, да к тому же и земляками, которые его окружали.

Но он отгонял всё же эту мысль и думал постоянно о главном: добраться до Иркутска, а там видно будет, как жить предстоит дальше: долг Нератову его обязывал дойти до Иркутска… Ведь уже второе лето пошло, как он живёт в Тобольске. Хорошо, что отписал в Тотьму Алексею Петровичу Нератову о своей задержке.

…А возможность идти в Иркутск представилась только ещё через год, когда наступила очередная зима и Кусков, подзаработав у Ряшкина денег, достаточных для того, чтобы добраться до Иркутска, тепло попрощался со ставшими ему родными домами Степана Лукича и Артемия Ивановича, отправился с первой же подвернувшейся оказией — купеческим обозом — в ту далёкую сторону.

Не всегда случались в пути такие оказии, и тогда он жил на постоялых дворах придорожных почтовых станций, но все же к середине зимы новый Сибирский тракт довёл Ивана до Томска, а оттуда по тому же тракту, уже освоенному сибирским народом, через Красноярск добрался, наконец-то, он до самого Иркутска. В памяти остались многие картины сибирской природы, да те места на его пути, где приходилось задерживаться надолго: Тулун, Зима, Черемхово.

Столь дальняя дорога утомила Ивана Кускова, но он был доволен собой, когда увидел первые дома городской иркутской окраины. Что и говорить, по зимнему пути идти было намного легче — ни мостов, ни гатей, ни лодок для переправы через большие и малые реки. Дорога всегда шла по льду, уставленная разными вешками: кольями, еловыми лапами, а то и просто прутьями.

Но всё же весна догнала Ивана и его очередных случайных спутников тёплым дневным солнышком, талым снегом. А за несколько дней до Иркутска, когда стало совсем тепло, попал Иван вместе с попутчиками в страшную бурю, какой отродясь не видывал. Бешеный ветер с откуда-то взявшейся пылью и даже камнями, вырывал с корнями деревья, срывал крыши с домов деревень при дороге. Спасение от той бури они нашли только в ближнем густом лесу, где были тоже поломанные деревья, но где буря большой беды не наделала. Похоже, что пришедшая весна сразилась за свои права с зимой.

Сам же Иркутск в середине мая встретил путника зелёной травой на лугах вдоль дороги и жёлтыми шариками лютиков-купальниц на влажных берегах ручьёв и цветущими в городских садах деревьями: ведь совсем не зря в народе месяц май так и назывался — «травень-цветень».

В Иркутске Иван Кусков не пошёл сразу же искать сыновей Алексея Петровича Нератова, а поселился сперва на постоялом дворе недалеко от стоявшего там храма, куда направился помолиться и поблагодарить Господа за успешное для него, Ивана Александровича Кускова, окончание столь долгого и почти трёхлетнего пути. И к своему удивлению узнал он, что храм сей построен во имя Прокопия и Иоанна — великоустюгских чудотворцев. Видно и тут, в далёком Иркутске, не обошлось без его земляков.

На душе у Кускова стало как-то спокойнее и он пошёл искать улицу и дом, что обозначил Алексей Петрович Нератов на своем письме сыновьям.

Дом Нератовых, опушённый по фасаду резным узорочьем, с резными же наличниками и ставенками на окнах, Иван нашёл скоро. Но дома ни Фёдора, ни Ильи не оказалось, а дородная женщина в цветастом сарафане и накинутом на плечи шушуне-телогрее, очевидно, хозяйка или экономка, поведала, что Фёдор Алексеевич теперь на торгу в своей лавке, Илья же Алексеевич в отъезде. На торгу означало, стало быть, на городской торговой площади, и Кусков поспешил туда.

Лавку купца Фёдора Нератова в торговых рядах ему указали быстро и он подумал, что на его родине в Тотьме или на Вологде в ходу была поговорка: «Язык до Киева доведёт». Здесь же, в Сибири, по всему видать, можно говорить, что язык довёдет до самой Америки.