есть плод того периода русской историографии, который может быть охарактеризован как период увлечения писцовыми книгами, когда в них видели ключ чуть ли не ко всей внутренней истории Московского государства»[454]. В противовес оптимистическим выводам Готье Веселовский писал: «Несомненно, что писцовые книги очень ценный исторический материал, что изучение их даст очень много, но не следует искать в них ответов на такие вопросы, на которые они не могут ответить. Во-вторых, не следует, увлекшись писцовыми книгами, оставлять в забвении такие материалы, которые на известные вопросы могут дать гораздо более полный и легкий ответ»[455]. Тем не менее рецензент признавал, что Готье сумел максимально использовать полученные данные. Другое дело, что Веселовский категорически настаивал на том, что в решении поставленных проблем преимущественное использование только одного вида источников является недостаточным. «Вследствие этого мы имеем в работе Ю.В. Готье не воспроизведение экономического быта Московского государства в целом, а только тех его сторон, которые могут быть освещены писцовыми книгами»[456], – утверждал он. Резкость рецензии (свойственная многим публичным отзывам Веселовского о работах коллег) негативно сказалась на отношениях двух историков, не случайно редакторы «Журнала Министерства народного просвещения» полгода ее не публиковали[457].

На следующий год для представления монографии Готье на Уваровскую премию на нее появился отзыв известного историка-юриста М.А. Дьяконова[458]. Он отметил ряд замечаний по частным вопросам (например, рецензент подискутировал по вопросу о «живущей четверти»). Дьконов также выразил сомнение касательно демографических выкладок Готье, отметив их неубедительность и методическое несовершенство[459]. Несмотря на это, общий вывод был вполне положительным: «…Я должен признать, что наряду с некоторыми отрицательными сторонами исследования, в числе которых главными я считаю необоснованность в иных случаях методологических приемов и неточность допущенных определений, оно представляет и ряд серьезных достоинств. Автор собрал значительное количество ценного материала и старался его сгруппировать и осветить… за ним должна остаться честь первого почина в разработке груды сырого материала»[460]. Таким образом, в этом очень осторожном отзыве, с одной стороны, Дьяконов признавал вклад Готье, но, с другой, подспудно указывал на то, что его выводы не всегда убедительны и далеко не окончательны, его работа – только первый шаг. Несмотря на это, благодаря отзыву Дьяконова, книга Готье получила Уваровскую премию[461].

2. Фундаментальное исследование С.Б. Веселовского «Сошное письмо»

Проблемы экономической истории разрабатывались Веселовским на протяжении многих лет. В начале его научной карьеры в центре внимания находилась податная история Московского царства XVII в. Первоначально он планировал заняться историей косвенных налогов. Но по мере изучения вопроса историк пришел к нескольким важным выводам: «Во-первых… выяснилось, что история этих налогов представляет сравнительно с прямым обложением второстепенный интерес… Во-вторых, я убедился, что исследование косвенного обложения неудобно, а понимание его невозможно без предварительного знакомства с историей прямых налогов»[462]. Значительно изменился вектор исследования после выхода монографии Готье. Написав критический отзыв на его работу, Веселовский принял решение не только высказать свою точку зрения, но и попытаться разрешить им же поставленные проблемы. Он обратился к истории сошного письма, «чтобы заполнить… пробелы способствовать дальнейшему, более, как казалось, правильному изучению писцовых книг и пользованию ими в научных целях»[463]. Поэтому в своей книге «Сошное письмо» он постарался подробно остановиться на проблеме составления и использования писцовых книг.

В данном шаге прослеживается не просто хорошо продуманный научный подход, но и целая система, собственное представление о методике исторического исследования. Веселовский, как практикующий историк, концентрировал свое внимание на проблемах методики исторического познания. Его мало интересовали онтологические аспекты исторического процесса, поскольку он считал, что еще не настало время для широкомасштабных обобщений. Но рассуждения историка о методах работы с историческим материалом тесно переплетались с рефлексией на основные тенденции развития исторической науки. По мнению историка, отечественная наука вступила в так называемый «монографический» период своего развития, когда ученые, следуя требованиям современной им науки, стремятся проводить исследования на достаточно узкие темы, рассмотрение которых основано на привлечении широкого круга источников. Этому периоду предшествовал этап, когда господствовали «историки старого типа, которые берутся за обобщающую работу, построенную по предвзятым схемам»[464]. Такой подход, по мнению автора, был уже неприемлем. Отмечая общее состояние научно-исторических исследований в России, Веселовский писал: «Дух критики и более высокие требования, предъявляемые ныне к научной работе вообще и к истории в частности, затрудняют работу ученого и заставляют его суживать поле исследования, чтобы охватить по возможности полнее доступный материал и прийти к выводам, способным выдержать строгую критику»[465].

Отмечая тенденцию сужения поля исследовательского поиска, историк, тем не менее, не отрицал и того, что ученые должны создавать и работы концептуального характера. «История, как и другие науки, несомненно, переживает период специализации исследований. При таких условиях значение работ обобщающего характера все более и более увеличивается», – утверждал Веселовский. В его понимании, дальнейший прогресс исторического знания должен быть обеспечен тесным сотрудничеством между историками-монографистами и историками-концептуалистами. В этом случае специалисты по узкой проблематике становились бы «подносчиками снарядов» для ученых, склонных к синтезу. Взаимовыгодная кооперация позволяла бы первым участвовать своими узкоспециальными работами в общем процессе «движения науки», что и придавало бы ценность их труду, а последним – получать готовые факты для обобщений.

Но каким же образом сформировать условия для такого сотрудничества? Веселовский отвечал на этот вопрос следующим образом: «Для того, чтобы сотрудничество общих историков и монографистов было плодотворно, нужно несколько условий. Главными являются планомерность и прозрачность… монографических исследований. Первое условие очень желательно, второе – нам кажется необходимым»[466]. Таким образом, автор цитаты высказывает важную мысль о том, что процесс производства научных знаний должен иметь целенаправленный характер и осуществляться силами всего научного сообщества. В этом улавливается тенденция все возрастающей кооперации усилий ученых в исторической науке в начале XX в. Именно это время характеризовалось отходом от чисто индивидуальных форм наукотворчества к созданию официальных и неформальных коллективов, деятельность которых была нацелена на решение общих проблем.

Но идея необходимости координации действий, по мнению Веселовского, сталкивается с множеством трудностей. Первой из них является хаотичность выбора тем для монографического исследования. Историк связывал это не только с индивидуальными пристрастиями исследователей, но и с тем, что «бо́льшая часть архивов не описана и недоступна для исследователей, что вообще первоисточники в надлежащей степени не приведены в известность». Как следствие, «большинство исследователей выбирают темы для своих работ без достаточно определенного представления о качестве и количестве сохранившихся первоисточников»[467]. Таким образом, автор призывал к планомерному изучению и публикации