Фундаментальный труд о сошном письме писался на протяжении многих лет. Сложно сказать, когда точно началась работа над монографией. Тем не менее очевидно, что историк не стремился издать ее поскорее в ущерб качеству. Особенно много времени отнимала работа в архивах. Здесь, как, впрочем, и в других сферах наукотворчества, историк выработал собственные принципы работы. Он считал, что нельзя просто делать выписки из документов, так как исследователь не знает, какая информация из документов ему понадобится впоследствии. Исходя из этого, Веселовский предпочитал делать копии документов целиком, благо финансовое благополучие позволяло нанять штат переписчиков, специально работавших на него[503]. Все это привело к тому, что историк создал собственное богатейшее собрание копий архивных исторических источников.

Во время работы ученый столкнулся с проблемой отсутствия в Москве коллег, занимающихся схожей проблематикой, научной среды, необходимой для консультаций и апробации полученных результатов. Хотя он делал доклады в Обществе истории и древностей российских[504], вынося свои наработки на суд научной общественности, этого явно было ему недостаточно. Пришлось консультироваться и делиться ходом своей работы с известным петербургским историком М.А. Дьяконовым. В одном из писем Веселовский писал: «Очень бы хотелось поделиться с Вами своими планами и наблюдениями. В Москве мне обо всем этом почти не с кем отвести душу»[505]. В дальнейшем Веселовский подробно освещал в переписке ход своей работы, акцентируя внимание в первую очередь на находках новых источников. Веселовский старался сделать свое исследование как можно яснее для восприятия, поэтому он постарался, где это было возможно, отказаться от иностранных терминов[506]. Такое понимание построения текста научного исследования перекликалось с подходом Ключевского к научно-историческому тексту.

В 1915 г. из печати вышел первый том, а в 1916-м – второй. Первый том печатался целых пять месяцев из-за неудачной брошюровки, и, по свидетельству Веселовского, за это время он внес много дополнений и исправлений во второй том. Отсюда те несогласованности, которые встречаются в книге[507]. Заканчивая монографию, историк находился в подавленном состоянии. Причиной тому была не только затраченная энергия на написание столь капитального исследования, но и сомнение, что в условиях военного времени книга окажется уместной[508].

Исследователь вложил в труд много сил. В предисловии к книге Веселовский прямо относил себя к продолжателям таких специалистов по истории финансов допетровской Руси, как В.И. Сергеевич, А.С. Лаппо-Данилевский, П.Н. Милюков, И.Н. Миклашевский, М.А. Дьяконов, Н.А. Рожков и Ю.В. Готье. Несмотря на целый ряд предшественников, автор утверждал, что в изучении проблемы «не все было благополучно: некоторые вопросы не были поставлены совсем, другие – только поставлены, третьи разрешены не всегда правильно»[509].

Отличительной чертой книги Веселовского стало отсутствие предварительного историографического обзора. Сам автор объяснял это следующими соображениями: «Излагая свое исследование, я старался избегать полемики и не находил нужным делать обзоры литературы предмета. Полемика по отдельным вопросам казалась совершенно ненужной во всех тех случаях, когда я основывал свои выводы на новых источниках… Поэтому я излагал и обсуждал существующие в литературе мнения только тогда, когда это представляло методологический интерес или было полезно для более ясного обсуждения и освещения вопроса. Что касается обзоров литературы предмета, то присутствие их в исследовании по первоисточникам мне представляется неудачным и нежелательным подражанием далеко не лучшей стороны германской научной литературы. Такие обзоры необходимы в учебниках и справочных изданиях, иногда уместны в сочинениях на ученые степени… но совершенно излишни в исследованиях по первоисточникам, предназначенных для читателя уже знакомого с литературой предмета»[510]. Данное утверждение весьма важно для понимания всего творчества Веселовского: оно объясняет систематическое отсутствие историографических введений в его исследованиях. Более того, в нем ученый отчетливо расставил акценты в своем понимании научности: приоритет должен отдаваться источнику, а не мнению других историков. Симптоматична в этом смысле рецензия Веселовского на книгу М.А. Островской. В ней ученый критиковал автора (кстати, первую женщину, защитившую диссертацию по истории в Петербургском университете) за увлечение научной полемикой: «…В своем изложении она постоянно отправляется от критики, сопоставления, одобрения или отрицания чужих взглядов, а не от существа вопросов и не от того огромного количества фактов, которое она собрала»[511]. Приходится признать, что в данном вопросе, как показала практика, выдающийся историк оказался глубоко не прав. Историографический обзор является неотъемлемой частью стандарта научности, позволяет сориентироваться в массе литературы, что очень важно даже для искушенного читателя-профессионала.

Отсутствие историографического обзора осложняет задачу вписать книгу о сошном письме в историографический контекст. Поскольку Веселовский отказался дать такой обзор, то постараемся хотя бы частично восполнить этот пробел. В исторической науке к началу XX в. не сложилось единого мнения о сущности сохи как налоговой единицы и сошного письма. Так, по мнению В.О. Ключевского, соха – это «податная единица, заключавшая в себе известное число тяглых посадских дворов или известное пространство тяглой крестьянской пашни»[512]. П.Н. Милюков различал в истории сохи два периода: до половины XVI в. и последующий. С его точки зрения, в первый период соха не имела точного земельного эквивалента, а определялась количеством труда[513]. В своей работе, посвященной истории сельского населения, М.А. Дьяконов указал на значение сошного письма в закрепощении крестьян[514]. Известный историк-юрист В.И. Сергеевич, в целом, присоединился к мнению Милюкова о переходе сохи от посильности обложения к разверстке по земле. При этом он признавал условность посошного обложения, отсутствие четкой фиксации этого налога[515]. Другого взгляда придерживался И.Н. Миклашевский. Он полагал, что по мере развития российской государственности сохи в разных частях страны унифицировались[516]. Таким образом, приходится констатировать неопределенность представления в исторической науке о системе сошного обложения.

Веселовский выбрал предметом своего исследования период развития сошного письма с конца XVI в. по 30–40-е гг. XVII в. Нижняя граница определялась кризисом сошного обложения, а верхняя – тем фактом, что после этого сошное письмо застыло в своей эволюции и постепенно сдало позиции подворному обложению[517].

В своей книге Веселовский скрупулезно изучил все аспекты эволюции сошного письма. Он выяснил механизм сбора информации писцами (чего не удалось Готье), заново проверил данные писцовых книг. Как пишет современный исследователь творчества Веселовского В.Д. Назаров, приемы анализа данных писцовых книг включали следующие приемы: а) определение типа книг; б) установление подлинности; в) определение места и времени копирования списков; г) «оценка степени сохранности и полноты»; д) установление процедуры описания; е) конкретный ход описания; ж) определение особенностей деятельности каждой группы писцов; з) «определение особенностей фиксации писцами различных цифровых данных»; и)