…Неосознанно мстит за все оскорбления, которым подвергался в детстве. Все заклинания, все магические воздействия перестроил под левую руку… Да, теперь его зовут «Черный Левша», и при имени этом вздрагивают и озираются…»

* * *

Меня доставили, как и было обещано, в точности на то место, где я получил приглашение на аудиенцию. К парадным дверям гостиницы «Северная Столица».

Распрощавшись с господами магами на службе (я не скрывал своего к ним отношения, а потому расстались мы весьма холодно), я некоторое время торчал на крыльце, жадно вдыхая чистый ночной воздух. Почему-то это казалось очень важным — отдышаться; спертый дух комфортабельной кареты и чад многочисленных королевских свечей накрепко забили мне нос и горло.

Экий ты беспокойный дружок, мой глиняный болванчик. Похоже, наслаждаться твоим обществом в течение полугода — недопустимая роскошь…

Некоторое время я бездумно любовался звездами. Потом повернулся к гостинице спиной — и побрел куда глаза глядят.

Тусклые фонари не столько помогали моему дневному зрению, сколько мешали ночному. В Клубе Кары светились окна, там наверняка еще не закончили пирушку — но при мысли о том, чтобы вернуться в шумное общество подвыпивших магов, мне сделалось грустно.

Почему бы королю не уморить своего тестя обычным королевским образом — подсыпав яду в вино, например? Или подарив отравленные перчатки? Да мало ли — вся история кишит убийствами по государственным соображениям, и убивают, не взирая на степень родства…

Не исключено, что у мятежного князя тоже имеются на службе «серьезные люди». Князек не дурак, он наверняка прикрыт магическим щитом — от яда, от железа, от всякой возможной пакости…

А от Корневого заклинания нет щитов. Не выковали еще, да и вряд ли когда-нибудь соберутся. На то оно Корневое.

Я ощутил укол беспокойства. Потому что давать такое оружие в руки случайному человеку, безответственному счастливцу, на которого указал жребий — это, знаете, по меньшей мере легкомысленно. Ладно, пусть основатели клуба имеют на членских взносах неслыханные деньги — однако хоть намек на здравомыслие должен быть?!

Мне на секунду представился путь шантажа, ведущий к вершинам власти. Всего-то и дела, что страхом и вымогательством зацепиться где-нибудь на троне — полугода для этого хватит, а потом уже в игру вступят другие силы, и другое оружие защитит бывшего носителя Кары…

Неужели никто не пробовал? А если пробовал — почему сорвалось? Не хватило силы духа? Решительности? Везения?

А может?..

Тусклый фонарь над дверью какого-то дамского салона так и лез в глаза, так и мешал смотреть, забивая ночное зрение желтой ватой своего беспомощного света. Я раздраженно погасил его — и в следующую секунду остановился, весь превратившись в слух.

Возня.

Глухие вскрики. Сопение. Удары.

Далеко, за квартал отсюда. Я услышал все это только потому, что ветер совершенно стих, что в округе молчали даже сверчки, и раздражавший меня желтый фонарь наконец-то погас.

Я бы принял это за обыкновенную драку, или обыкновенную стычку грабителя с небезоружной жертвой — если бы не слабый поток магической воли, рваный, как ветхая мешковина.

Маг там был только один. А потных мускулистых тел — штук пять.

Еще несколько недель назад я, не задумываясь, ринулся бы к источнику звуков. Не обязательно ввязываться — просто посмотреть.

Но теперь я заколебался. Уж не провокация ли? Таская у пояса столь нужное многим Заклинание, поневоле станешь подозрительным…

Поток магической воли стремительно слабел.

Я пошел сперва медленно. Потом — все ускоряя шаг; редкие фонари гасли при моем приближении, видимость сделалась четкой и ясной, разве что цветов я не различал. Все они казались разными оттенками коричневого.

И я сразу же увидел их всех.

Четверо красавцев — кожаные куртки, широкие ножи, вши и запах пота — стояли полукругом. По-настоящему страшно выглядел только один — лохматая голова, повязка вокруг глаза и перечеркнутый шрамом рот. Прочие были сопляки, страстно желавшие крови; один держался за ухо, у другого бессильно болталась рука, у третьего наполовину сожжены были волосы. И виной всему была жертва, которую молодцы не смогли по-быстрому завалить; жертва стояла спиной к стене богатого купеческого дома, и в щелку ставня — я заметил — за надвигающейся развязкой наблюдали три пары внимательных перепуганных глаз.

Терпеть не могу трусливых купцов.

Лицо жертвы закрывал капюшон, плащ спадал до щиколоток, но я не мог обмануться. Суровая дама в черном платье нос к носу повстречалась с человеческим неблагородством.

Старший разбойник издал невнятный повелительный звук.

Его ученики (а это были именно ученики) бесшумно и зло атаковали. Одновременно с трех сторон; то была не первая их атака.

Дама в черном вскинула руку — на мгновенье позже, чем надо бы. Двое сопляков отшатнулись, но третий прорвался сквозь тонкое заклинание и схватил женщину за запястье.

Высокомерная красавица вскрикнула от боли.

Я смотрел, что будет дальше.

Сопляк — физически он был много сильнее даже самой сильной магини — завернул ее руку за спину, оторвал женщину от стены и подволок к своему наставнику. За похвалой, вероятно.

Старший разбойник снова издал какой-то жеваный звук — видимо, торжествующее ругательство. Вряд ли это существо умело изъясняться внятно, зато экспрессии в его голосе было хоть отбавляй.

Женщина зарычала сквозь зубы — еще пытаясь сотворить заклинание, но уже не имея для этого сил. Две пары рук шарили у нее на поясе; раз! — и полетел в пыль оберег от мужского своеволия. Не уберег, вот ему красная цена! А юнцы уже добрались и до кошелька; раз-два — пали жертвой брелок в виде тигриной морды и серебряная чернильница…

Но тут к жадным юношам, дорвавшимся до золотых монет и побрякушек, присоединился старый похотливый козел. Затрещала ткань плаща, дама в черном приглушенно взвыла, пытаясь вытряхнуть старикана из-под юбки. В какой-то момент ей это удалось — но насильник тут же предпринял ответный маневр, и обессиленная магиня растянулась на земле, и вопли ее доносились уже из-под задранного на голову подола; я решил, что урок строптивице можно считать законченным, протянул руки — метра на четыре — и взял атамана за горло.

Похотливая тварь захрипела. Молодчики, увлеченные грабежом, услышали этот хрип только спустя секунду. Еще некоторое время понадобилось им, чтобы поверить своим глазам — их одноглазый наставник болтался над землей, дергаясь, будто в петле; да так оно, собственно, и было.

Я бросил его в последний момент. Не из жалости, разумеется, а из брезгливости. Невелика радость — давить негодяя до смерти, и без того теперь придется долго-долго отмывать руки…

Разбойник грянулся о землю — да так и остался лежать. Щенков так поразило мое появление, да еще неимоверно удлинившиеся руки, что они попытались было разбежаться — я поймал их «сеточкой» и стянул вместе так крепко, чтобы дышать они могли только по очереди.