Относительно «мертвого», «гнетущего» Лондона заметим мимоходом, что живет Вудхаус в это время не где-нибудь, а в Мэйфере, в доме, как сам он выразился, «черт знает на что похожем». В распоряжении Вудхаусов 16-комнатный особняк, в услужении – дворецкий, повар, целый выводок горничных и ливрейных лакеев в зеленых камзолах с серебряными пуговицами, а также два секретаря (оба подчиняются Этель) и водитель, который возит хозяев на «роллс-ройсе» с фамильным гербом Вудхаусов на дверце. «Кто б мог подумать, что я так опущусь», – невесело шутил владелец особняка, целиком подчиняясь вкусам и жизненным принципам супруги.

Не проходит, однако, и двух месяцев, и 4 ноября того же года Вудхаус пишет Таунэнду совсем другое письмо:

«Америка годна только для визитов. Нью-Йорк чудовищен. Ничего, кроме шума и вони».

И – мог бы он добавить – безрассудных водителей. 23 июля 1923 года Вудхаус – он тогда жил на Лонг-Айленде – отправляется встречать Леонору: падчерица поехала в гости в Ист-Хэмптон и взяла семейный «бьюик», чтобы доехать до станции. На обратном пути, издали заметив на шоссе приближающегося отчима, Леонора тормозит и съезжает на обочину. Вудхаус направился было к «бьюику», но, переходя дорогу, был сбит «фордом»: водитель «форда», объезжая притормозивший «бьюик», выехал на встречную полосу и не обратил внимания, что прямо перед ним дорогу переходит высокий, плотно сбитый, лысоватый господин лет сорока, в очках и с трубкой. Вудхаус – спортсмен как-никак – успевает в последний момент отпрыгнуть в сторону, но нога у него попадает под переднее левое колесо «форда».

«Я решил, что наступил конец света, – пишет он Таунэнду. – Я совершил немыслимый цирковой кульбит и приземлился на асфальт лицом вниз… Господи, лишнее доказательство того, что сегодня мы есть на этом свете, а завтра нас уже нет. – И, как водится, напоследок пошутил: – Не будь я в такой приличной форме, от его машины ничего бы не осталось».

Даже в этом невеселом эпизоде нашел, над чем – а верней, над кем – посмеяться. Над собой же смеется всего охотней. И в этом весь Вудхаус.

«Весь Вудхаус» еще и в том, что обычно он увлечен работой и не видит – не желает видеть, – что́ происходит вокруг него. Права была Этель, когда однажды сказала про мужа, что тот живет на Луне. Живет на Луне и не замечает даже самого очевидного. Того, например, что в их доме (домах) объявилось – и утвердилось – новое лицо. В гости к Этель зачастил недавно мобилизовавшийся американец, капитан Бобби Денби, человек молодой, отзывчивый и очень обаятельный – «симпатизант», как он сам себя называл. С Вудхаусом Бобби вежлив, предупредителен, не устает хвалить его книги и даже выполняет (не иначе как по просьбе Этель) кое-какие его издательские поручения, поскольку в Нью-Йорке бывает чаще Вудхаусов. Одним словом, делает всё то, что полагается делать «другу семьи». Времени при этом зря не теряет. Идет учиться на юриста по правовым вопросам, потом, когда становится ясно, что юриста из бравого фронтового офицера не получится, одно время подвизается литературным негром у популярного автора триллеров Рекса Бича. А потом устраивается в нью-йоркский еженедельник «Liberty», который Вудхаус (в угоду жене) предпочел «Post» – по счастью, ненадолго. И это притом, что условия в «Liberty» были заметно хуже, и «Post» (и Лоримеру) он был многим обязан. Бобби ни в чем себе не отказывает: снимает номер в фешенебельном «Ройялтоне», причем за счет Вудхауса, которому, случалось, без малейшего стеснения, залезает в карман. А когда однажды его уличили в откровенном воровстве (присвоении двух тысяч долларов), довольно искусно изобразил полнейшее недоумение. Исчез из жизни Вудхаусов – пробыв в этой жизни не один год – «друг семьи» так же внезапно, как и появился…

1

Отдельно стоило бы сказать об отношениях Вудхауса с Голливудом, в котором происходит действие двух романов писателя: «Везет же этим Бодкинам» (1935) и «Веселящий газ» (1936). До 8 мая 1930 года, когда Вудхаус по приглашению «Metro-Goldwyn-Mayer» прибыл в Лос-Анджелес, знакомство писателя с «фабрикой грез» было заочным. В 1914 году он продал «MGM» права на экранизацию своего раннего рассказа «Сосед сверху», а годом позже Сесил де Милл снял немой фильм по «Джентльмену без определенных занятий». Немые фильмы также снимались в 1919–1920 годах по мюзиклам «Надо же!» и «Ах, леди! Леди!!», для которых Вудхаус, как уже упоминалось, сочинял стихи. Теперь же он подписывает полугодовой контракт на создание сценария по довольно посредственному фарсу «Эти три француженки» – и не с кем-нибудь, а с самим Ирвингом Талбергом, человеком номер один в Голливуде, знаменитым продюсером «MGM», прототипом 35-летнего чудо-мальчика, продюсера Монро Стара, героя «Последнего магната» Скотта Фицджеральда.

Работа у Вудхауса в «MGM» была, прямо скажем, не пыльная: на службу (то бишь на студию) ходить не надо, с Талбергом отношения – лучше некуда, Вудхаус – желанный гость в особняке Талберга и Нормы Ширер в Санта-Монике. Этот особняк, кстати говоря, смешно и, по всей видимости, вполне достоверно описан в романе «Веселящий газ»:

«Логово Бринксмайеров… оказалось одним из самых впечатляющих поместий в Голливуде. Обширный газон со скульптурой оленя, красочные беседки, увитые побегами бугенвиллеи, за которыми ухаживали три садовника, несколько бассейнов, теннисные корты, столы для пинг-понга и другие симптомы богатства».

Коттедж, где Вудхаус поселился вместе с Леонорой (Этель присоединится к мужу и дочери позже, приедет из Нью-Йорка с очередным китайским мопсом), хотя с особняком мистера Бринксмайера, «кумира американских матерей», его не сравнить, – выше всяких похвал. Перед домом – бассейн, где Плам плещется по три раза на дню: утром, до работы, в середине дня, оторвавшись на полчаса от письменного стола, и перед ужином. Да еще каждую субботу кладет в карман 1700 долларов.

От письменного стола отрывается редко, пишет рассказы, пьесу и роман «На вашем месте», который спустя три года вместе с Болтоном переделает в пьесу «Кто есть кто». Успеха пьеса не имела, да и роман большой оригинальностью не отличается. Героиня, Лидия Бессинджер, теряется в красочной галерее решительных и властных вудхаусовских «хозяек жизни» вроде леди Агаты или леди Констанс. Да и Ленгсли-энд, вустерширская резиденция пятого графа Дройтвичского с озером «в бахроме деревьев» и «бархатной лужайкой»[55], мало чем отличается от места действия большинства «усадебных» романов писателя. Портретные зарисовки, впрочем, как всегда, хороши:

«Мистер Дж. Дж. Уэзерби из юридической конторы “Полт, Уэзерби, Полт и Полт” озирался в той свойственной юристам манере, которая наводит на мысль, что улики они ищут за гардинами и под пианино… Физически Уэзерби присутствовал, духовно был за сотню миль».

Недостатков в голливудской жизни Вудхауса было, собственно, всего два: во-первых, негде ходить пешком: тротуаров – и тех нет. И, во-вторых, работы, по понятиям Плама, маловато, да и та, что есть, какая-то очень уж непривычная. Непривычен и местный язык, на котором изъясняются киношники: «общий план», «перебивки», «неживой объект», «неподвижная натура», «закадровый голос на монтаже», «натурные работы элементарного уровня». Каждое слово в отдельности известно, а вот вместе…