На третий день, проведя бессонную ночь на диване в гостиной (в спальне она так и не смогла лечь на кровать), Элис наскоро побросала вещи в сумку, вызвала такси и попросила отвезти ее в аэропорт.

В отеле «Индиго» Элис порекомендовал остановиться водитель такси. Когда она, сев на заднее сиденье, сказала, что в Майами ничего не знает, водитель, обернувшись, только спросил:

— Хотите с размахом или не очень?

— Не очень, — улыбнулась Элис.

— Понятно.

Номер показался Элис вполне уютным. Стены выкрашены в спокойный бежевый цвет, на полу ковер такого же оттенка, только чуть потемнее. На огромной кровати гора подушек. Телевизор в углу, у окна мягкое кресло и журнальный столик. Нормальный, стандартный гостиничный номер. О другом Элис и не мечтала.

Распаковав сумку, она решила спуститься в ресторан на первом этаже отеля. Портье при оформлении на все лады расхваливал его кухню и рекомендовал обедать именно в нем.

Элис вспомнила, что давно уже не ела. Дома, ведя жизнь затворницы, она ничего не готовила. Разве можно назвать нормальной едой разогретые в микроволновке сандвичи с курицей? Желудок требовал нормальной человеческой пищи. Причем требовал настойчиво. Сейчас она готова была съесть что угодно.

Войдя в ресторан, Элис оглядела зал и… вздрогнула, отступила назад, готовая убежать прочь.

За столиком у окна, спиной к входу, сидел Грэг. Его спина, его затылок. Сердце Элис учащенно забилось. Умом она понимала, что Грэг здесь, за сотни километров от Нью-Йорка, никак не мог находиться. Но где-то внутри тоненький голосок пискнул: а вдруг? А вдруг он ее нашел, приехал за ней? Голос разума тут же прервал ее фантазии. Ерунда, несколько часов назад она и сама не знала, что окажется в отеле «Индиго». Да что там в «Индиго», она не знала, что окажется во Флориде.

Отъезд ее был так стремителен, что она не сообщила о нем никому, даже Рейчел.

Конечно же, это был не Грэг. То ли почувствовав ее взгляд, то ли по другой причине, мужчина оглянулся. Он совершенно не был похож на Грэга. Только ее воспаленная фантазия могла увидеть между ними сходство.

У меня уже начинаются галлюцинации, подумала Элис, усаживаясь за свободный столик посреди зала.

Аппетит неожиданно пропал, и она ограничилась куриным салатом с кукурузой, хотя услужливый официант предлагал ей попробовать фирменное блюдо их ресторана — запеченную форель.

Форели Элис не хотелось, она и салатик съела с большим трудом, убедив себя тем, что без еды не обойтись.

— Так, дорогая, — сказала она себе, вернувшись в номер, — это никуда не годится. Не для того ты сюда приехала, чтобы в каждом мужчине видеть Грэга.

А зачем она вообще сюда приехала? Запоздалое сожаление об этом по большому счету бездумном поступке вызвало новый шквал раскаяния.

Все у нее не так, все у нее неправильно. Вся жизнь у нее неправильная. И сама она неправильная.

Еще недавно ее решение расстаться с Грэгом казалось Элис логичным и рациональным. Она не будет видеть его, а значит, вскоре забудет. Он не будет видеть ее и, значит, тоже забудет.

Элис ничего не знала о мыслях Грэга, но собственные сводили ее с ума. Даже находясь от него на расстоянии сотен километров, Элис чувствовала его присутствие. Он был рядом, и он был ей необходим. А в этом она не хотела признаться даже самой себе.

Надо перетерпеть, надо перетерпеть, убеждала она себя.

Но мысли возвращались к минутам, когда они были вместе. Элис физически ощущала прикосновение ласковых рук Грэга, тепло его губ, нежно дотрагивающихся до ложбинки, возле ключицы, силу ног, сжимающих ее бедра в момент наивысшей страсти. В ушах звучал тихий шепот, щекотавший ее ухо. Ноздри ощущали запах мужского пота.

— О, Грэг! — прошептала Элис. — Зачем ты все испортил? Зачем поторопил события?

Элис вспомнила их последнюю встречу. Вспомнила испуг в глазах Грэга, сменившийся непониманием. Его слова: «Неужели ты не видишь, что я люблю тебя? Что я хочу быть с тобой?».

И она хотела быть с ним, а он ничего не понял. Не понял ее слов, не понял ее страха.

Тогда он на прощание сказал: «Ты не права, Элис. Отпусти прошлое и начни жить заново».

Легко сказать — трудно сделать.

Как она может отпустить то, что вросло в нее корнями, переплелось в ней, сковало всю ее?

Столько лет прошло, как она поселилась в Нью-Йорке, а, бывает, до сих пор вздрагивает от грубого мужского окрика на улице, обращенного даже не к ней, от смутного образа, промелькнувшего в толпе. А ее сны-кошмары, после которых она просыпается в слезах? Разве их можно просто взять и выбросить из жизни?

Да, она научилась казаться успешной, деловой и даже счастливой. Но всего лишь казаться. Внутри она по-прежнему забитый ребенок, боящийся произнести слово.

У нее даже нет дня рождения. Та дата, что вписана в документы, всего лишь случайная дата, выбранная раздраженным от переизбытка работы клерком. Никто не знает, когда она родилась, где она родилась, от кого она родилась. Разве может кто-нибудь знать, каково жить, чувствуя себя неполноценным человеком, моральным уродом?

От этой неполноценности ей не помогли избавиться даже лучшие психотерапевты, к которым в первые годы в Нью-Йорке постоянно таскала ее миссис Баффет. Но Элис была благодарна этим специалистам — они научили прятать свои страхи внутри так надежно, что их никто из окружающих не замечал, и даже она сама порой забывала о них.

Потом они приходили, во сне. Но наутро от страхов оставались лишь мокрые следы на подушке, а Элис вновь превращалась в успешную, раскрепощенную, современную девушку. До следующего их возвращения.

«Отпусти прошлое и начни жить заново».

Отпусти!

Она должна поехать в Спрингс, должна встретиться со своими страхами лицом к лицу. Иначе нельзя, иначе невозможно жить дальше.

— Миссис Ферроу? — спросила Элис, разглядывая женщину, открывшую ей дверь.

Невысокая, худощавая, с плотно сжатыми губами и прищуренными серыми глазами. Элис ее совершенно не помнила.

— Да. Что вам угодно?

— Я — Элис, Элис Браун.

На лице миссис Ферроу отразилось недоверие, сменившееся удивлением. Глаза еще больше прищурились и впились в Элис буравчиками. Ощупали ее с головы до ног.

— Приехала, значит, — произнесла миссис Ферроу. — Ну что ж, проходи.

Миссис Ферроу отступила в сторону, пропуская Элис в дом.

Элис переступила порог и остановилась.

— Ну что же ты, проходи в гостиную, — запирая дверь, сказала миссис Ферроу. — Неужели не помнишь, куда идти?

Элис помотала головой. Она ничего не помнила. Память сама избавилась от ненужных воспоминаний. Элис словно впервые попала в этот дом.