Если бы фильм ставил целью обычную вербовку ее в качестве информатора бандитской структуры либо слив грязных денег под прикрытием сотрудника правоохранительных органов, то не имело смысла приглашать актера со столь громкой фамилией. Абалов — это не Тютькин какой-нибудь. Почует неладное, шум может поднять до небес.

С другой стороны, Дима Мало мог оказаться куда более умным человеком и взять по-настоящему хороший сценарий, набрать отличных именитых актеров и делать серьезный фильм, что вовсе не помешало бы ему сливать деньги. Серьезный бизнес — самое лучшее прикрытие.

— Екатерина Михайловна, вас что-то смущает? — вполне спокойно спросил Дима.

— Да. Вы.

— Почему?

— Если бы я знала, что вы — продюсер этого фильма, никогда не подписала бы договор.

— Я так и подумал, — кивнул Дима. — Именно поэтому не поехал к вам домой.

— Вы знали, что Настя — моя дочь?

— Разумеется. То есть, не когда ее выбирали, но вечером, когда сидел у вас в УВД, уже знал. — Дима улыбнулся. — Но, Екатерина Михайловна, я очень люблю кино и никогда не беру в картину людей, если у меня возникает сомнение в их профессиональной пригодности. Можете спросить у Северьяна Януарьевича. И, наоборот, стараюсь заполучить тех актеров, которые, как мне кажется, подходят лучше других.

— И часто вам это удается?

— Если честно, пока я спродюсировал всего один фильм. Но в «Гамлете» снимались именно те люди, которые устраивали меня и режиссера. Миша, я прав?

Миша кивнул утвердительно.

— Боюсь, что в этот раз у вас вышла накладка. К тому же, говоря откровенно, я сомневаюсь, что Настена вам так уж нужна.

Катя смотрела Диме в глаза. Пожалуй, в эту секунду она его ненавидела. Свет в приоткрывшейся на секунду калитке оказался прожектором поезда, а сама калитка — железнодорожным тоннелем.

Дима не смутился и взгляда не отвел.

— Екатерина Михайловна, я вижу, вы неправильно понимаете ситуацию. Давайте прогуляемся, поговорим с глазу на глаз.

— Только недолго. Мне нужно на работу. Там ваши коллеги из структуры Смольного дожидаются.

— Хорошо. — Дима повернулся к Северьяну Януарьевичу. — Дайте, пожалуйста, договор Екатерины Михайловны. — Тот отдал договор. Дима понизил голос до шепота: — Зайдите пока к директору школы, поговорите по поводу поездки… — И тут же, повернувшись к Кате, улыбнулся снова: — Пойдемте.

Они вышли на улицу. Неторопливо зашагали вдоль длинной вереницы желтых пятиэтажек. По узкому тротуару, с обеих сторон огороженному шеренгой золотых тополей.

— Екатерина Михайловна, давайте будем разумны, — предложил Дима.

— Давайте, — кивнула согласно Катя.

— Поговорим без эмоций. Кем был ваш отец? — спросил Дима.

— Что? — Катя ожидала уговоров, просьб, уловок, но не вопроса об отце. — Ах, отец… Дмитрий Вячеславович, я понимаю, к чему вы ведете, но, боюсь, это не поможет.

— Тем не менее ответьте, пожалуйста.

— Слесарем-сантехником.

— Сантехником, — повторил Дима. — А кем вы хотели бы видеть Настю? В будущем, конечно.

— Не знаю. — Катя пожала плечами. — Мы всерьез об этом не задумывались.

— Жаль. Время пришло. И все-таки? Навскидку? Милиционером? Оперативником?

— Нет, — твердо ответила Катя. — Хватит в нашей семье одного оперативника.

— Угу, — кивнул Дима. — А теперь представьте себе, что вас отказались бы брать в милицию, заявив: «Ваш отец — сантехник, вот и ваше место под раковиной с разводным ключом. Идите, сшибайте с жильцов свои червонцы». А Насте, допустим, в театральном училище при поступлении сказали бы: «Ваша мама — милиционер? Так вам, деточка, прямая дорога в органы».

— Это неудачный пример, — отрубила Катя.

— А по-моему, очень удачный, — возразил спокойно Дима. — Я не говорю, что… предприниматель, оперативник и сантехник — одно и то же. Я говорю о личностном выборе. Каждый выбирает ту дорогу, по которой хочет идти. Я хочу делать кино и не желаю бегать с пистолетом по улицам. Тем не менее это не мешает вам, Екатерина Михайловна, априори относиться ко мне так, словно я по рождению обязан взять в руки оружие и идти грабить коммерческие ларьки.

— Если бы ваш отец, Дмитрий…

— Можно просто Дмитрий. Без отчества.

— …Дмитрий Вячеславович, был предпринимателем, а я не была оперативным работником, то слова бы не сказала против. Но ваш отец — Вячеслав Аркадьевич Мало — не предприниматель.

— А кто же он?

— Вы знаете это не хуже меня.

У Кати язык не повернулся назвать Мало-старшего преступником. Не потому, что Кроха был кем-то лучшим, а потому, что была в словах Димы определенная правота. Насчет выбора.

— Екатерина Михайловна, преступником человека может признать суд, но не оперативный работник. Если вы считаете, что мой отец — преступник, соберите доказательства и передайте их в суд. И пускай суд решает, бандит ли он, — старательно сохраняя спокойствие, ответил Дима. — Но, какое бы решение ни вынес суд, ко мне оно не будет иметь отношения.

— Это пустой разговор, — отрезала Катя.

Дима остановился, повернулся к ней.

— Когда мой отец идет в туалет, он не совершает ничего противозаконного. Просто идет в туалет. Каждый человек делает то же самое по несколько раз на дню, и никого это не удивляет и не возмущает. Но когда дело касается моего отца, все начинают кричать: «Он спускает трупы в унитаз!» Нельзя обвинять человека во всех грехах мира лишь на том основании, что в его прошлом есть темные пятна. Не спорю, мой отец не ангел, но он уже понес наказание за то, что совершил. Что же касается меня… Я не имею общих дел с отцом. Но если кто-то попытается причинить ему зло, я встану на защиту, хотя бы потому, что это мой отец. Я точно так же стану заступаться за свою мачеху или за своего брата. Если бы вы были моей женой, я защищал бы вас и вашу дочь. А если бы кто-то попытался угрожать мне, моя семья стала бы защищать меня. Это абсолютно нормально и никак не соотносится с тем, что вы называете законностью.

— Защищать — обязанность и прерогатива правоохранительных органов, — ответила Катя спокойно. — И потом, защита не подразумевает насилия.

— Знаете, Катя… Я могу называть вас просто Катей?

— Лучше Екатериной Михайловной.

— Хорошо. Екатерина Михайловна, по поводу насилия вопрос очень спорный. Что же касается правоохранительных органов, вам хорошо известно, что они собой представляют. Хоть раз наберитесь мужества признать, что милиция коррумпирована сверху донизу и абсолютно недееспособна. Люди приходят в милицию не «служить и защищать», а наполнять собственный карман. Надеть форму сегодня — практически то же самое, что вступить в преступное сообщество. — Катя хотела возразить, но Дима положил ей руку на плечо, слегка сжал его. — Я знаю, что к вам и вашим людям это не относится, но факт наличия в милиции горстки честных сотрудников не способен изменить картину в целом. Я ведь прав, Екатерина Михайловна?