Три года назад он был змееловом, правда, ловил ползучих тварей не для того, чтобы выдавливать яд и продавать его прижимистым лекарям. В голодные годы бродяжий люд неразборчив в еде: ловит и ест все, что не может сожрать их самих. Его кусали, он мучился, со слезами на глазах выдавливая из опухших ранок яд, но страдания стоили того. В то время как многие голодранцы клянчили крохи с чужого стола, а получали лишь тумаки, у его костерка всегда был сытный ужин, а на амулетах, которые ныне были утеряны, красовалось несколько змеиных голов и разноцветные кусочки чешуйчатых шкур.

Внезапно послышался крик, последний крик подстреленной птицы. «Кажется, это ворона. Осторожней, Шак, у него арбалет или лук!» – подумал бродяга и ускорил шаг. Хоть преследовать врага в незнакомом лесу всегда трудно, но у Шака был отличный ориентир – следы конских копыт и широкая полоса примятой тяжелой поклажей травы. Вскоре до слуха бродяги донеслось легкое ржание. «Монах» находился где-то рядом, теперь до окончания погони оставалось лишь несколько десятков шагов, которые нужно было пройти осторожно, крадучись, а лучше всего проползти.

Решив выбрать тактику незаметного сближения и быстрого удара по голове обухом топора, бродяга лег на траву и пополз по-пластунски, царапая о сучки руки и незащищенную тканью разорванной одежды грудь. Боль была слабой, скорее, просто неприятным ощущением, как зуд от комариных укусов, – очень малая плата за достижение цели.

Высокие, доходившие до пояса, а порой и груди взрослого человека кусты были не только колючи, но и загораживали обзор. Однако выбора особого не имелось: местность слева была открытой, и на ней паслись лошади, которые непременно заржали б, учуяв приближение чужака, а справа деревья слишком плотно стояли друг к другу, образуя неприступную живую изгородь, через которую не переползти без предательского треска сучьев. Бродяге пришлось пробираться напрямик, ползти вслепую, уповая, что занятый похоронами гробовщик не услышит шума листвы и не увидит легкого подергивания кончиков веток ворошимого им кустарника.

Надежды оправдались, вылазка удалась: лошади не подняли шума, а над головой шарлатана не прожужжал арбалетный болт и не просвистела стрела. Когда исцарапанные руки раздвинули ветки, глазам Шака предстала согнутая спина «монаха», занятого неблагодарной и совершенно не богоугодной работой. Похороны дикарей, а бродяга почему-то не сомневался, что зловонный груз состоял исключительно из трупов воинственных далеров, были почти завершены: братская могила вырыта, тела вместе с тентом отправлены на дно, и теперь как будто совсем не утомленный многочасовым трудом гробовщик закапывал яму. Лица незнакомца не было видно, но Шак точно знал, это именно тот благодетель, который пожертвовал ему тряпку, водку и нож. На миг появилось даже что-то вроде угрызений совести, но суровая необходимость взяла верх над зарождавшимся в голове неправильным, чересчур моралистичным и эмоциональным подходом к делу.

Осторожно покинув укрытие, Шак поднялся в полный рост и, стараясь ступать как можно тише, стал подкрадываться сзади к бойко орудовавшему лопатой «монаху». Лопата быстро мелькала в умелых руках, забрасывая в яму все новые и новые порции сырой земли. С такой скоростью может работать не каждый, только хороший ремесленник, привыкший совершать сей печальный ритуал изо дня в день.

Шак успел вовремя, еще четверть часа, и работа была бы полностью завершена: яма закопана, выровнена и прикрыта сверху аккуратно сложенными справа от гробовщика пластами дерна. Тихо ступая с пятки на носок, бродяга приблизился к цели и уже занес для удара тяжелый, довольно туповатый топор. Ему оставалось пройти шагов пять, не более, когда тишину леса нарушил спокойный, ничуть не возмущенный попыткой оглушить или умертвить его голос гробовщика:

– Чо, руки чешутся? Чо, совсем невтерпеж? Дай хоть дело завершу, иль тела так и оставить гнить? – произнес «монах», не только не повернувшись, но даже не снизив скорость работы лопатой.

Слова незнакомца обескуражили. Шак остановился и опустил топор. «Монах» все же заметил его, хоть и стоял все время спиной. Он не испугался и не предпринял никаких действий, а ведь заряженный охотничий арбалет лежал совсем рядышком, прямо у его ног. Поведение гробовщика, естественно, показалось странным. Пока голова Шака прорабатывала возможные варианты действий, глаза пробежались по растущим вблизи кустам и деревьям в поисках притаившегося напарника злодея, державшего чужака под прицелом. Однако поиски не увенчались успехом, сообщника не было, а прозорливый, хитрый ум шарлатана пришел к неутешительному выводу, что ему остается лишь терпеливо ждать, пока работа будет закончена.

Действительно, хоть мертвые тела и веские доказательства преступления, совершенного неизвестно где, когда и непонятно зачем, но они опасны, их нельзя оставлять на поверхности, их нужно было как можно быстрее закопать или сжечь. Птицы-падальщики, вороны да ангусты, редко залетали в глубь леса, но зверье тоже бывает неразборчиво в еде. Кто знает, с чего пошел мор? Возможно, зараза начала блуждать по графству именно после того, как гробовщику в черном балахоне помешали по всем правилам печального искусства соорудить одно из захоронений или с его развалюхи-телеги случайно свалился труп.

Шак ждал, не выпуская из рук топора и не спуская глаз с лежащего на земле арбалета. Махать лопатой вместо гробовщика ему не хотелось, да и оглушать его теперь уже не стоило, возможно, он и сам был не прочь поговорить. Ведь он почувствовал приближение Шака, почувствовал, но не подал виду, не пристрелил подкрадывавшегося сзади мужика с топором. Шаку вспомнился разговор с управителем Тарвелиса. А вдруг «монах» действительно колдун, и тогда они с Семиуном уже достигли первой цели, прошли первый этап. Им осталось лишь втереться в доверие и, убедившись, что это он, дождаться удачного момента и покончить с мерзавцем.

На выросший на месте ямы бугорок упала последняя горсть земли. «Монах» разогнулся, отер ладонью вспотевший лоб и застыл, осматривая деяние рук своих. Работа была почти закончена, оставалось лишь утрамбовать ногами землю и прикрыть могилу слоем дерна. Всего ничего, но то ли уставший, то ли задумавший провести какой-то таинственный ритуал гробовщик решил сначала избавиться от докучливого незнакомца, стоявшего у него за спиной и мерно постукивающего рукоятью топора о ствол пятилетней сосны.

– Ну, и чо тебе надо? Чего приперся? – высокий мужчина повернулся к Шаку лицом и посмотрел на него бесстрастным, совершенно не злым, но и не добрым взором.

Так смотрят гробовщики на пока еще разгуливающий и радующийся жизни труп или мясники на купающуюся в луже свинью, которая на днях станет просто разделываемой тушей. Взгляд не понравился Шаку, насторожило его и лицо: бледное, неживое, как слегка припудренная гипсовая маска, но по-настоящему встревожило бродягу другое. Его противник, а драка могла начаться в любой момент, пренебрег лежащим у его ног арбалетом, видимо, считая его годным лишь для отстрела назойливых ворон, но не выпустил лопату из рук, хотя любому нормальному человеку после таких трудов она непременно б надоела.

– Спасибо за помощь…там, на дороге…ночью, – на ходу начиная вживаться в только что придуманную им роль, неуверенно начал разговор Шак.