Станцию называли «Паучьим гнездом», потому что она находилась в центре «паутины» – сложного сплетения серебристых металлических конструкций, раскинувшегося в космосе. От станции во всех направлениях отходили шестнадцать гигантских спиц. Самая новая простиралась на четыре километра и еще строилась. Семь спиц (восьмая была уничтожена аварией) уходили на двенадцать километров в открытый космос. Внутри спиц, сделанных в форме труб, располагались промышленные зоны, склады, заводы, верфи, таможни, а также посадочные центры, доки и ремонтное оборудование для всех видов звездолетов, известных в этом секторе. По центру труб курсировали длинные пневматические трубоходы, перевозившие грузы и людей от причала к причалу, в шумное многолюдное «Паучье гнездо» и к орбитальному лифту.

От радиальных спиц отходили спицы поменьше, от них – еще меньше, все это пересекалось и перекрещивалось в единой конструкции, которая каждый год подстраивалась, становилась все сложнее и запутаннее.

А между нитями «паутины» сновали с поверхности Сатлэма и обратно «мухи» – челноки, перевозившие грузы, слишком большие для орбитального лифта, горнорудные корабли, доставлявшие руду и лед с мелких астероидов, используемые как сырье для промышленности, грузовые суда с продовольствием с группы сельскохозяйственных астероидов под названием «Кладовые» и самые разнообразные звездолеты – роскошные лайнеры транскорпорации, торговые корабли с ближних планет, таких как Вандин, и дальних, таких как Каисса и Ньюхолм, целые флотилии с Кимдисса, боевые корабли с Бастиона и Цитадели и даже звездолеты нечеловеческих цивилизаций – Свободного Хрууна, Рахиман, гетсоидов и другие, еще более странные. Все они прибывали в Порт Сатлэма, где их радушно принимали.

Те, кто жил в «Паучьем гнезде», работали в барах и столовых, перевозили грузы, покупали и продавали, ремонтировали и заправляли горючим корабли. Все они с гордостью называли себя «паучками». Для них и для «мух», уже ставших завсегдатаями порта, Толли Мьюн была Ма Паучихой – раздражительной, грубоватой, сквернословящей, поразительно всезнающей, неуязвимой и мощной, как стихия. Некоторые из тех, кому случалось поспорить с Паучихой или навлечь на себя ее гнев, не любили Начальника порта; для них она была Стальной Вдовой.

Это была крупная, мускулистая, не отличающаяся красотой женщина, костлявая, как всякая порядочная сатлэмка, но такая высокая (почти два метра) и широкоплечая, что ее считали просто уродиной. Лицо у нее было мягкое, с мелкими морщинками. Ей было по-местному сорок три года, то есть почти девяносто стандарт-лет, но выглядела она шестидесятилетней; она объясняла это жизнью на орбите. «Гравитация – вот что старит», – любила она повторять. За исключением нескольких отелей звездного класса, больниц и туристических гостиниц в «Паучьем гнезде» и больших лайнеров с гравитационными установками, в порту царила невесомость, и свободное парение было естественным состоянием Толли Мьюн.

Волосы у нее были серебристо-стального цвета. Когда она работала, они были стянуты в тугой узел, но в остальное время парили за ней, как хвост кометы, повторяя все ее движения. А двигаться она любила. В ее крупном костлявом теле была твердость и грация; она, словно рыба в воде, легко и быстро плавала по трубам, коридорам, залам и стоянкам «Паучьего гнезда», отталкиваясь длинными руками и тонкими мускулистыми ногами. Она никогда не носила обуви; ступни у нее были такими же подвижными, как и кисти рук.

Даже в открытом космосе, где самые опытные «паучки» носили громоздкие скафандры и неуклюже двигались, держась за страховочные канаты, Толли Мьюн предпочитала легкий обтягивающий костюм, который не стеснял движений. Такой костюм давал лишь минимальную защиту от жесткой радиации звезды С’алстар, но Толли гордилась синеватым оттенком своей кожи, считая, что лучше каждое утро глотать по горсти противораковых таблеток, чем обрекать себя на медлительную, неуклюжую безопасность. В черной, сияющей пустоте космоса, между нитями «паутины», она чувствовала себя хозяйкой. На запястьях и на лодыжках у нее были прикреплены аэроускорители, и она мастерски ими владела. Она свободно перелетала от одной «мухи» к другой, что-то проверяя, нанося визиты, посещая собрания, наблюдая за работой, приветствуя важных гостей, нанимая, увольняя работников, словом, решая все проблемы.

В своей «паутине» Начальник порта Толли Мьюн – Ма Паучиха, Стальная Вдова – была всем, чем она мечтала быть, и она была вполне довольна своей судьбой.

И вот однажды ночью ее разбудил заместитель.

«Черт возьми, наверное, что-то важное», – подумала она, глядя на его изображение на своем экране.

– Тебе сейчас не помешало бы зайти в диспетчерскую, – сказал заместитель.

– Зачем?

– К нам летит «муха», – ответил он. – Очень большая.

Толли Мьюн нахмурилась.

– И из-за этого ты меня разбудил?

– Очень большая «муха», – настаивал он. – Ты должна посмотреть. Я в жизни таких не видел. Ма, я не шучу, эта штука длиной тридцать километров.

– Черт, – пробормотала она, не ведая, что истекает последняя минута ее спокойной жизни, в которой она не знала Хэвиланда Тафа.

Толли Мьюн проглотила горсть ярко-голубых противораковых таблеток, запила их пивом, хлебнув приличный глоток из закрытой пластиковой бутылочки, и осмотрела голографическое изображение человека.

– Ну и здоровенный же у вас корабль, – сказала она как ни в чем не бывало. – Что это такое, черт побери?

– «Ковчег», военный биозвездолет Общества Экологической Генетики, – ответил Хэвиланд Таф.

– Общества Экологической Генетики? – переспросила она. – Не может быть.

– Мне повторить, Начальник порта Мьюн?

– Того самого бывшей Федеральной Империи, так? – уточнила она. – На Прометее? Специалисты по клонированию, биовойнам – те, что по заказу устраивали экологические катастрофы? – Говоря это, она наблюдала за лицом Тафа. Его изображение занимало центр ее тесного, редко посещаемого кабинета, где царил беспорядок. Изображение, словно огромный белый призрак, висело посреди разнообразных предметов, медленно двигавшихся в невесомости. Иногда через него проплывал какой-нибудь скомканный лист бумаги.

Таф был очень крупным. Толли Мьюн встречала пилотов, которые любили увеличивать свое голографическое изображение, чтобы казаться крупнее и солиднее, чем на самом деле. Может быть, это сделал и Хэвиланд Таф. Но почему-то она подумала, что нет, похоже, он не из таких. А это значило, что он действительно был ростом два с половиной метра, на добрых полметра выше самого высокого «паучка», какого она видела за всю свою жизнь.

На лице Тафа нельзя было прочитать абсолютно ничего. Он спокойно сложил руки на своем большом животе.

– Совершенно верно, – ответил он. – Ваше знание истории достойно похвалы.

– Что ж, спасибо, – улыбнулась она. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, будучи в некоторой степени эрудированной, я, кажется, припоминаю, что Федеральная Империя пала… ну… где-то тысячу лет назад. И ОЭГ тоже не стало – его расформировали, отозвали на Прометей или на Старую Землю, уничтожили в боях, не знаю, что еще с ним случилось. Говорят, что только прометейцы обладают биотехнологией тех времен. Но у нас прометейцы бывают редко, так что точно я сказать не могу. Однако я слышала, они не любят делиться своими знаниями. Итак, вот что я поняла: у вас биозвездолет ОЭГ тысячелетней давности, все еще действующий, который в один прекрасный день вы просто нашли, вы там один и корабль ваш?