на парня. Она полагала, что он всё же признает её, но он истолковал её взгляд по-своему:

– Вино не нравится?

– Нет. Вино отличное, Вольф!

– Мы знакомы? – Он нервно заморгал.

– Да. Мы виделись в общежитии на Фонтанке. Я соседка Кати. Помнишь?

Вольф явно не обрадовался встрече, но вскоре вернул лицу вежливое выражение.

– Ну да, конечно, вы её подруга. Напомните ваше имя?

– Лиза.

– Да. А чего решили к нам зайти?

– Шла мимо.

– Приятно. У нас отличная кухня. А по выходным живая музыка. Если зайдёте завтра – не пожалеете.

Лиза с трудом сдержала улыбку, вспомнив, как совсем недавно опохмелённый и разболтавшийся официант открывал им c Катей тайны общепита, объясняя, что разница только в названии блюд, а готовят их все одинаково.

– Только должен вас предупредить, – Вольф преисполнился глубокомысленности, – мы работаем до двадцати трёх.

Вольф не заставил её долго ждать салата. Несколько минут – и тарелка перед ней. Никаких вопросов он ей больше не задавал. Она ему тоже. Хотя некая связь между ними уже установилась, её невозможно было не почувствовать.

Лиза играючи справилась с салатом, как и с вином.

Потом подозвала Вольфа и заказала второй бокал.

Некоторое время раздумывала, идти курить или нет, но решила всё же воздержаться. Пора бросать! Ещё зубы испортятся…

Стейк показался жестковатым, но она справилась с ним, аккуратно отрезая ножом маленькие кусочки и тщательно пережёвывая их. Ресторан постепенно пустел. «Пора и мне». Девушка попросила счёт.

Вольф принёс ей чек и быстро удалился на кухню.

«Она неплохо выглядит, эта Лизавета, – размышлял он. – Свеженькая, игривая. Очень юная, хотя, видимо, такой себя не считает. Ведёт взрослую жизнь. Лицо открытое, длинные ресницы, взгляд ищущий. Ей явно чего-то не хватает, она чего-то ждёт, рассчитывает на случай. Одета, правда, чудно: белая блузка, синяя юбка, будто она не в ресторан собралась, а на торжественный приём какой-нибудь путинской молодёжной организации. Интересно, Катя успела наговорить ей про меня гадости?»

Когда он вышел из ресторана, собираясь двигаться домой, Лиза стояла и курила недалеко от входа.

Он не стал делать вид, что не заметил её, хоть и не понимал до конца, нужно ему с ней затевать общение или нет. Однако подошёл.

– Кого-то ждёшь? – Вопрос отнюдь не праздный и не невинный.

– Нет. – Лиза затянулась и выдохнула дым, который в морозном воздухе очертился неожиданно резко, как на картинах Константина Васильева.

На улице холодало. Небо будто кто-то поднял немного повыше, заменил серый цвет с разводами на густой тёмно-синий, ровный, безнадёжный, говорящий, что за ним всё так огромно и неосознаваемо, что бесполезно вглядываться.

– Тебе куда? – Вольф почему-то испытал острое желание взять её за руку в перчатке, но сдержался. Вряд ли бы она оценила его порыв.

– Не знаю. К метро, наверное… – Лиза обезоруживающе улыбнулась.

– Почему «наверное»?

– Не решила ещё…

– Странно видеть такую красивую девушку вечером в городе, ни к кому не спешащую…

Лиза чуть потупилась, делая вид, что смущена. «Может, отомстить Катьке?» – эта мысль зрела в ней давно, но сейчас она её уже не стеснялась. Пусть думает, что говорит. «Посмотрим, сильно ли этот парень к ней привязан. Похоже, не очень».

– Если не торопишься, может, где-нибудь по бокалу вина выпьем?

– В караоке? – Лиза вступала в игру.

– А! Ты про тот случай? Нет. В караоке не пойдём. – Вольф не среагировал на её иронический зачин. – Такой шум там! Двух слов не скажешь. Тут есть неплохой джаз-клуб. Рядом. В здании бывшего «Лениздата». У меня там бармен знакомый. Может, туда?

Лиза потушила сигарету; не найдя урны, бросила её на снег и взяла Вольфа под руку.

Так получилось, что, пока они шли по Гороховой до Фонтанки, а потом по скользкой набережной до длинного, по-советски казённого, изрядно потасканного здания бывшего «Лениздата», выяснилось, что они одинаково смотрят на всё.

Им не потребовалось много говорить друг с другом, подстраиваться, примериваться, думать о том, что дальше. Оба знали, что всё будет так, как они пожелают, и что желания их едины. Знали и то, что ничего нельзя торопить, равно как и то, что каждый ночной час что-то меняется в мире и в них, и предполагать эти изменения – занятие весьма бессмысленное.

Он поспешил сообщить ей, что с Катей они расстались, потому что она вернулась к своему прежнему парню. Лиза подумала: «Это предусмотрительно. До летней сессии не так уж и долго». В один миг мысли о Кате и о мести покинули её, освободив так много пространства, что дышать стало как будто легче.

Вольф никак не походил на мачо. И это привлекало.

В джаз-клубе они долго не задержались. И хоть знакомый Вольфа отыскал им хорошее место с видом на сцену, музыка мешала им.

Ближе к ночи в Петербург пожаловал сухой морозец, он очистил небо и воздух, прогнал ветер и на время застыл, поражённый тем, что люди его, пяти – семиградусного, не боятся. Ему страсть как грезилось походить на своих старших братьев, двадцати- и тридцатиградусных, как они, изгонять всех с улиц, закрывать школы, а троллейбусы заставлять сходить с маршрутов. Но градусами он не вышел… Не судьба!

Девушка поражалась, какое разное впечатление способен производить один и тот же человек. Когда она увидела его впервые, он был с фингалом, пьяный, болтливый, совсем случайный, а теперь интересный, заманчивый, близкий.

Их реплики цеплялись друг за друга, как в системе Станиславского. Петелька – крючочек, петелька – крючочек.

К Невскому они не пошли. Развернулись и последовали по набережной Фонтанки в противоположную сторону.

Вольф интересно рассказывал ей о петербургских театрах, особенно нахваливая Льва Додина и его Театр Европы: там можно смотреть всё.

Вольф был коренным петербуржцем. Его родители погибли в автомобильной катастрофе на следующий день после его первого юбилея, десятилетия. Он горевал дико, хотел даже себя убить, но бабушка с дедушкой его спасли. Вторую часть детства он провёл с ними. Сначала они опекали его, а потом он их. Когда они ушли в мир иной, близких у него не осталось. Вольф как раз заканчивал тогда школу. Большую квартиру на Десятой линии Васильевского унаследовал родной дядя Вольфа, и в его планы не входило, чтобы племянник жил с ним на одной жилплощади. Как-то он сумел обустроить всё таким образом, что Вольф остался в квартире только прописан, но собственником её не являлся. В качества подачки он бросил племяннику кость. Учредитель ресторана «Декабрист» – его друг. Вольфа взяли на работу, чтоб совсем не пропал. Его получки и чаевых хватало на то, чтобы снимать маленькую