– Ну что ты! Все охваченные молью изделия я засунула в целлофановые пакеты и выставила на балкон в одну из зим столетия, помните? Тогда доходило и до двадцати градусов, а по ночам и еще лучше. Все вымерзли, ни одной я больше не видела!

Павел взмолился:

– Вы не могли бы покончить с молью и переключиться на Зенончика?

– Могу, почему нет? Из двух зол…

– Так давайте рассуждать логично. Насколько я понял, Зенончик всегда движется в направлении кошачьих мешков, а в ателье как раз такие имеются. Забирается он, значит, в дом Алиции и наносит всяческий ущерб, а все в поисках мешков с котами. Но вот я чего не могу понять, Алиция, ведь ты же его знаешь сто лет, он у тебя жил годами, а получается, что предпринимает сверхчеловеческие усилия, чтобы пробиться к старым брюкам Торкиля. Где смысл? Где логика?

Вопрос не смутил Алицию, она с величайшим хладнокровием пояснила:

– А в том, что ни он и никто другой… а, правда, теперь будете знать вы, но ведь не поубиваю же я вас всех! Так вот, никто не знает, что я делаю с кошачьими мешками после аукционов. Это мое личное дело, но раз уж я сама завела этот разговор и мы устроили производственное совещание, вам я скажу. С мешками, выигранными на аукционах, я обращалась по-разному. Иногда сразу же потрошила, иногда откладывала «на потом», а тянулось это, заметьте, добрых тридцать лет.

– Тридцать четыре! – безжалостно вывела я подругу на чистую воду.

Алиция не стала возражать.

– Может быть. И не исключено, что некоторые до сих пор так и стоят невскрытые, и что в них – я не знаю. Но таких немного. Вот я тут прикинула, получается, от трех до четырех штук. А поскольку я купила 86 штук, согласитесь, мизерный процент. Я бы сейчас в три мига их распотрошила, да не знаю, где они. А те, которые вскрывала, я забивала всякими другими вещами. Да вот, к примеру, семь штук лежат у компостной ямы со специальной землей под имбирь и акантусы…

Меня подбросило со стула.

– Что ты сказала?! Под имбирь и акантусы должна быть специальная земля?!

Сознавая свою вину, Алиция старалась не смотреть на меня, но ответила она все так же спокойно:

– Ведь я же тебе говорила, что эти растения нелегко вырастить, говорила же? И сама с ними годами мучилась, все подыскивала нужную землю и с тобой делилась. Но ты ведь как слушаешь мудрые советы? В одно ухо влетает, из другого вылетает. Помнишь, как посоветовала мне эту специальную землю в… не скажу куда заткнуть, дескать, на коровьем навозе вырастишь. И что, вырастила?

– Ну, теперь они поцапаются из-за земли и цветов, – устало махнул рукой Павел. – Поубивают друг дружку. Я не понимаю, в чем тут суть, и не могу их вернуть к теме нашего обсуждения.

– А я понимаю Иоанну, – не согласилась с ним Беата. – Видела, какие жалкие палочки торчали в ее саду, а все из-за земли. И все же успокойся, дорогая, теперь, оказывается, есть нужная земля, у тебя все отлично вырастет…

О нет, так легко я успокоиться не могла!..

– А я, как бешеная корова, восемь лет… да не восемь, лет двенадцать с этим коровьим дерьмом вожусь, и фиг у меня получается! А у нее в компосте семь мешков нужной земли лежит! Почему ты мне раньше об этом не сказала, язва? Пусть у меня голова отвалится, если они у тебя не лежат там уже целых пять лет!

Поглядев под стол, Алиция сладко пропела:

– Я не вижу, может, кто другой увидит там эту дурацкую голову? Можешь считать, она у тебя уже отвалилась. Еще кто споткнется… Успокойся, идиотка, я всего как два года назад раздобыла эту землю от знающего человека, до тех пор свою делала, но плохую. И могу тебе хоть сейчас дать целый мешок. В прошлом году я ведь тебе уже предлагала, так ты не захотела взять.

– Нет, я ее когда-нибудь убью, – мрачно пообещала я. – Подруга подругой, но надо же и совесть иметь! У самой вон какой сад, от заморской красоты ломится, а у меня, правильно Беата говорит, жалкие прутики торчат. Нет, не могу! Кажется, там есть еще бутылка вина, дайте же мне хоть чего-нибудь успокоиться!

А тут еще Беата подливала масла в огонь, рассказывая Павлу, как собственными глазами видела подыхающими в моем саду имбири ядовитые, акантусы длиннолистные и много других несчастных растений, привезенных со всех стран Европы, и как я трупом падала, пытаясь их оживить и собственными руками изготовляя для них научный компост, и у меня ничего не получалось. А вот Алиция от абсолютного неведения за каких-то десять лет взобралась буквально на вершины садового искусства.

Решив, видимо, наши садовые споры принять за перерыв в производственном совещании, Павел занялся откупориванием второй бутылки, я же с горечью вспоминала, как в прошлом году Алиция и в самом деле предложила мне мешок настоящей земли под акантусы, полученный ею по большому блату, а я уезжала от нее перегруженная – четыре человека, прорва багажа, к тому же ехали мы не в Польшу, а в Париж. Куда бы я ее мешок девала? На место водителя посадила? Не могла мне раньше об этой земле сказать, а теперь еще и издевается.

– Ладно, – сказала я негодующим голосом, – убью я ее позже, а пока можем вернуться к нашим делам.

– Погодите, – покончив с бутылкой, сказал Павел. – Пока вы будете разбираться в садах-огородах, я бы мог, пожалуй, еще разок съездить… Ночь и так, считай, пропала, сколько сейчас? Третий час? Я бы успел вывезти остатки этого смердящего свинства, не то Биркерод совсем провоняется. Начнут искать источник вони и найдут у твоей калитки, станут о тебе плохо говорить…

– Ничего не выйдет, – возразила Алиция. – Еще с тех свалок наших подкидышей не вывезли, больше туда уже не поместится. Придется ждать вечера. Надеюсь, в таком темпе поисков вони не успеют организовать. В этой стране никто не торопится.

– Сосед донесет! – не унималась я. – И надо же, не могло провоняться в другое время, а именно теперь, когда у нас на голове Зенончик. Хотя одно с другим связано…

И опять Алиция почему-то отвергла кандидатуру Зенончика. Мы смотрели на нее с удивлением, так что ей пришлось расколоться.

– Ладно уж, скажу. Я потому не поручусь головой за Зенончика, что сейчас в этой околице подвизается Прохиндей… Кажется, у Памелы живет.

Теперь я по-настоящему разозлилась.

– Я все понимаю, Алиция, – сдерживая себя, стиснув зубы почти спокойно начала я. – У тебя, как и у каждого, могут быть свои тайны, но ведь надо же соблюдать элементарную порядочность. Да, конечно, связаться с таким типом значит скомпрометировать себя, не хочется, чтобы об этом знали, но не время сейчас переживать прежние ошибки, в конце концов errare hu-manum est, как же ты могла не сказать нам о нем?

– Это тот, что с сигаретами и завтраками? – оживился Павел.

– Он самый. Откуда ты знаешь, что он появился в ваших краях и проживает у Памелы? Он был у тебя?

Алиция попыталась скрыть волнение. Она закурила, хотя на пепельнице еще дымилась ее недокуренная сигарета.