Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я лечу, а земли все нет. В результате от страха кишечник заработал еще быстрей, заливая струей всю стену. Хорошо, начались дожди, и вечером инсталляцию со стены смыло, иначе все выглядело как-то не очень красиво. Какая бы ни была больничка, но чтоб еще и стены были измазаны дерьмом, это перебор.
Какие последствия случились от падения? Обе голени товарищ сломал и теперь лежит в гипсе, до окошка доползти не сможет. Это плюс. Когда белочка окончательно отступит, травматологи обещали прооперировать. Тоже плюс. Минус: маманя пациента разослала жалобы во все органы, угрожая, что уж она-то доведет дело до суда. За то, что не уберегли ее орленка, довели до того, что пришлось прыгать в окошко, что по нашей вине ноги переломал. Сомневаемся, что у нее выгорит, но всевозможные проверки уже достали.
* * *
Обсуждаем с пожилым невропатологом вопрос: – Как можно проверить чувствительность у слепого парализованного пациента. Доктор излагает способы.
– Что-то, – говорю, – ваши способы напоминают отдельные факты из биографии Сергея Лазо.
– Согласен, коллега, согласен. На ранних этапах, подчеркиваю, на ранних этапах, пребывания в паровозной топке.
Коля
Завис под Новый год у меня в отделении один пациент. Уже два месяца лежит, и каждый день ломаю голову, не знаю, что с ним делать. Местный алкаш, которому еще в День народного единства и согласия проломили череп. До утра пролежал в луже напротив магазина, на своем обычном месте. К этому все привыкли, что каждый день он лежит у магазина. Утром, по идее, должен был бы встать, но не смог. Только тогда продавщица вызвала «Скорую». Известно о нем только то, что зовут его Коля. Документов нет. Кажется, весь поселок его почти каждый день видит, каждый день он на площади валяется, а вот как его фамилия, где живет, на что – ни один человек не знает.
Оказалось, что у Коли внутричерепная гематома. Сделали трепанацию черепа. Только вот поздновато уже. Парализован Коля. Из всех движений, доступных человеку, Коля может только открыть-закрыть глаза и поднять вверх правую руку. Но по глазам видно, что все слышит и понимает. Большего мы добиться не смогли. Это для него пик формы. Хорошо, что хоть самостоятельно дышит. Через трахеостому.
В богадельню его не сдать по простой причине: документов нет. Да и жалко. Там ему быстрый уход на тот свет обеспечат. А мы к нему уже привыкли. Почти как родной. Никто Колей не интересуется. Попытался местных депутатов привлечь к участию в его судьбе, но выборы прошли, когда Коля еще балансировал на грани жизни и смерти, а сейчас и пытаться бесполезно. Правда, перед Новым годом зашел представитель местного депутатского корпуса. С праздником поздравил. Пожелал, выразил, пообещал. Пакет апельсинов зачем-то принес. Я попытался с ним поговорить о Коле. Убедить его в том, что это идеальная электоральная единица. На то, что ему не нравится, он по команде глаза прикроет, а надо выразить согласие – правую руку поднимет, проголосует. Кажется, что еще депутату нужно. Но единоросс шутки не понял, хотя какие тут шутки. Пообещал помочь и скрылся.
Перед праздником вижу: Коля на маленькую новогоднюю елочку смотрит, на столе у медсестры. Говорю ему, Новый год, Коля, а мы как-то не очень весело его с тобой его встречаем. Давай по сто пятьдесят? Коля заморгал. А я серьезно говорю, не шучу, если хочешь, давай с тобой в честь праздника. Тебе не повредит, если в меру. Коля поднял вверх правую руку. Согласен. Разбавил спирта, налил ему граммов 100–150 в пакет для зондового питания. Коля смотрит на меня удивленными глазами. Не пьешь в одиночку? Ну давай, говорю, и я с тобой за компанию. Чисто символически. Я на работе. Плеснул себе чуть-чуть на донышко стакана, чокнулся с пластиковым пакетом. Давай, Коля. Выпил молча. Так и не придумал за что. За здоровье, за счастье, за удачу? Что можно пожелать Коле, когда он лежит парализованный, без всякой надежды хоть немного начать шевелиться.
Показалось, что зондовое питание со спиртом быстрее обычного влилось Коле в желудок. Всосалось. Странно. Глотать он не умеет. Ну что, говорю, Коля, повторим? Коля отказался. Часто-часто заморгал глазами. По щеке текла слеза из правого глаза.
Приходилось мне пить от тоски. Одному пить и на пару с собакой. Мой старый пес любил армянский коньяк, но такой случай был в первый раз. Пообщались. Зато теперь Коля, как меня видит, сразу руку вверх тянет. Приветствует. Говорят, что даже ждет, когда я приду. Друг.
* * *
Прошу как-то невропатолога оставить запись в истории болезни. Бабушка в глубоком маразме, никакого инсульта у нее нет, но формальная запись специалиста об этом нужна.
– Нет проблем, – говорит невропатолог и подходит к бабушке.
– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете?
Бабка в ответ коротко:
– Пошел бы ты на х…!
– А, ну хорошо, поправляйтесь, – говорит доктор и идет в ординаторскую.
В истории оставлена запись на двух страницах с подробнейшим описанием неврологического статуса бабули и её полным диагнозом. Профессионал. А мог бы написать три слова: отказ от осмотра.
Пришествие психиатра
Наконец-то в нашей родной сельской богадельне появился свой собственный прирученный психиатр. Его появления все ждали очень давно, надеясь, что он сильно облегчит нашу жизнь. Избавит от трудностей перевода наших безумцев в психбольницу. Дураков у нас, слава богу, в избытке. А вот для того, чтобы отправить кого ни будь из них в дурдом, приходилось упрашивать «Скорую» отвезти его на консультацию в город, показать врачу в диспансере. При этом уговорить по телефону районного психиатра, чтобы тот принял без очереди. А вот если в диспансере его признают психом, то везти его почти на другой конец области в поселок под названием Дружноселье, в котором главным градообразующим предприятием является сумасшедший дом, областная психбольница под номером один. После этого остается молиться, чтобы его из Дружноселья не завернули обратно. При этом, если псих проявляет агрессию, приходилось еще договариваться с милицией, чтобы они выделили сопровождающего. Допустим, больной с белой горячкой – наш профиль, а если попадался настоящий сумасшедший, то просто беда. Ставка психиатра была всегда, даже полторы, но реального человека заманить на работу никак не удавалось. Изредка появлялись совместители, да и то они приходили только в стационар, один-два раза в неделю. Обычно к этому времени