Пиво Хога стояло нетронутым.

– Да вы пейте, – предложил Рэндалл, садясь за стол и беря свой стакан.

Хог последовал его примеру; у него хватило здравого смысла не провозглашать никакого тоста и даже не обозначивать тоста подниманием стакана.

– Не понимаю я вас, Хог, – с усталым любопытством оглядел своего гостя Рэндалл.

– Я сам не понимаю себя, мистер Рэндалл.

– Зачем вы пришли сюда?

– Узнать про миссис Рэндалл, – беспомощно развел руками Хог. – Узнать, что именно я ей сделал. Попробовать хоть как-то возместить ущерб.

– Так вы признаете, что сделали это?

– Нет, мистер Рэндалл. Нет. Не понимаю, как мог я сделать с миссис Рэндалл что бы то ни было вчера утром.

– Не забывайте, что я видел вас.

– Но… Что я сделал?

– Вы подстерегли миссис Рэндалл в коридоре здания Мидуэй-Коптон и пытались ее задушить.

– Боже милосердный! Но… вы видели, как я это сделал?

– Нет, не совсем. Я был…

Рэндалл замолк. Интересно это будет звучать, если он расскажет Хогу, как не смог увидать его в одной части здания потому, что в это же самое время наблюдал за ним в другой части того же здания.

– Продолжайте, пожалуйста, мистер Рэндалл.

Рэндалл нервно вскочил на ноги.

– Все эти разговоры бесполезны, – резко сказал он. – Я не знаю, что вы сделали. Я не знаю, сделали ли вы вообще что-нибудь. Но вот одно я знаю прекрасно. Начиная с самого первого дня, как вы вошли в эту дверь, с моей женой и со мной происходят странные вещи – страшные вещи, – а теперь она лежит здесь, словно мертвая. Она…

Не в силах говорить дальше, Рэндалл закрыл лицо руками. Он почувствовал осторожное прикосновение к своему плечу.

– Мистер Рэндалл… пожалуйста, мистер Рэндалл. Я очень сожалею и хотел бы вам помочь.

– Не знаю, как может помочь мне кто бы то ни было – разве что вы знаете какой-нибудь способ разбудить мою жену. Вы знаете такой способ?

– Боюсь, что не знаю, – медленно покачал головой Хог. – Но скажите мне, что с ней такое? Ведь я еще не знаю.

– Рассказывать тут особенно и нечего. Сегодня утром она не проснулась. Очень похоже, что она так никогда и не проснется.

– А вы уверены, что она не… не умерла?

– Нет, она не умерла.

– У вас, конечно же, был уже врач. Что он сказал?

– Он сказал, чтобы я не трогал ее и все время за ней наблюдал.

– Да, но какой он поставил диагноз?

– Он назвал это Lethargica gravis.

– Lethargica gravis? Он именно так сказал?

– Да, а что?

– Неужели он не пытался установить диагноз?

– Но это и был его диагноз…

Хог оставался в недоумении.

– Но ведь это же не диагноз, мистер Рэндалл. Это – просто напыщенный способ сказать «очень глубокий сон». Эти слова совершенно ничего не значат. Это все равно что сказать человеку с кожным заболеванием, что у него дерматит, или человеку с неполадками в желудке – что он болен гастритом. Какие он делал анализы?

– Э-э… Не знаю. Я…

– Он вводил зонд в желудок?

– Нет.

– Рентген?

– Нет, да и как он мог в квартире.

– Вы хотите сказать мне, мистер Рэндалл, что врач просто зашел к вам, посмотрел на нее и ушел, не делая с ней ничего, не проводя никаких анализов, не созывая консилиума? Это ваш семейный врач?

– Нет, – уныло признался Рэндалл. – Вообще-то, я не очень понимаю во врачах. Мы с Синтией никогда к ним не ходили. Но вы сами должны знать, хороший он или нет, – ведь это был Потбери.

– Потбери? Вы имеете в виду доктора Потбери, того самого, к которому я обращался? Как это случилось, что вы выбрали именно его?

– Ну, мы же не знаем никаких врачей – а к нему мы ходили, когда проверяли ваш рассказ. А что вы имеете против Потбери?

– Да в общем-то ничего. Просто он был груб со мной – либо мне так показалось.

– Ладно, а тогда что он имеет против вас?

– Не понимаю, как Потбери может иметь что-нибудь против меня, – удивился Хог. – Я и видел-то его всего однажды. Разве что из-за этого анализа, хотя чего бы, собственно?

Он недоуменно пожал плечами.

– Вы говорите про эту самую грязь из-под ваших ногтей? Я считал ваш рассказ чистой выдумкой.

– Нет.

– Как бы там ни было, это не может быть единственной причиной. Он такого про вас наговорил…

– А что он про меня говорил?

– Он сказал…

Рэндалл осекся, сообразив, что Потбери не говорил против Хога ничего конкретного, все его зловещие намеки состояли как раз в том, чего он не хотел говорить.

– Тут дело не в том, что он говорил, а скорее в том, как он к вам относится. Он вас ненавидит, а заодно и боится.

– Меня боится?

Хог слабо улыбнулся, словно стараясь показать, что понял и разделяет шутку Рэндалла.

– Этого он не говорил, но все и так ясно как божий день.

– Вот этого я совсем не понимаю, – покачал головой Хог. – Мне как-то привычнее самому бояться людей, чем чтобы они меня боялись. Подождите – а вам он не сказал результатов того анализа?

– Нет. Знаете, а я вот сейчас вспомнил самую странную вещь из связанных с вами, Хог.

Рэндалл секунду помолчал, думая об этой невероятной истории с тринадцатым этажом.

– Вы, случайно, не гипнотизер?

– Боже, помилуй, конечно нет. А почему вы так спросили?

Рассказ Рэндалла о первой попытке установить за ним наблюдение Хог выслушал молча, с напряженным и недоумевающим лицом.

– Вот так оно, значит, и получается, – подытожил Рэндалл. – Тринадцатого этажа не существует, «Детериджа и компании» не существует, ничего не существует. А я помню все с абсолютной ясностью.

– Это все?

– А что, мало? Вообще-то, я могу добавить еще одну вещь. Значения она никакого не имеет, но показывает, как все это на меня подействовало.

– И что это за вещь?

– Подождите минутку.

Рэндалл встал и снова направился в спальню; на этот раз он не так уж и старался открыть дверь, чтоб в нее едва можно было протиснуться, хотя все-таки прикрыл ее за собой. С одной стороны, он несколько нервничал, что не сидит все время рядом с Синтией, но, с другой стороны, будь Рэндалл способен честно разобраться в своих чувствах, пришлось бы признать, что присутствие даже такого маложелательного гостя, как Хог, несколько облегчает его бремя. Сам он считал свое поведение попыткой выяснить причины постигших их с Синтией бед.