Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Говори, Катюша.
— Я вот что думаю, — медленно сказала Катя, склонив голову набок и накручивая, по обыкновению, кончик косы на палец. — «Кузнечик» — хорошее название. Только оно подходит для веселого журнала, а не для газеты. Ведь тут мы будем писать и про школьные дела, и про учебу, и про все самое главное. А вот если бы в конце газеты у нас был такой отдел — смешной, с разными шутками и карикатурами, вроде приложения, — его хорошо было бы назвать «Кузнечик».
— Верно, — согласилась Оля. — Давайте так и сделаем. Запиши, Лена.
Лена аккуратно записала:
«Кузнечик» — веселый отдел».
Но тут с места поднялась Настя.
— Что ж это получается? — сказала она, разводя руками.
И Оля невольно улыбнулась. Точно так же говорит и разводит руками их бабушка.
— Что же это получается? Для приложения название есть, а для газеты нету.
— Не все сразу, — суховато ответила Оля, но лицо у нее сделалось озабоченным. Она привыкла прислушиваться к тому, что говорит ее маленькая сестренка. Да и не она одна. Все в семье Егоровых знали, что десятилетняя Настенька — рассудительный, серьезный человек. Даром слова не скажет. А уж что скажет, то и сделает.
«На меньшую нашу, — говорила часто бабушка, — как на каменную гору положиться можно».
Оля иной раз даже подшучивала над сестрой: «Ну ты, каменная гора!»
Но в душе она знала, что в Настеньке есть что-то, чего в ней самой не хватает: спокойная неторопливость, уменье не заботиться слишком о том, что подумают и скажут о ней другие, и какая-то, редкая даже для взрослых, проницательность. Сама Оля каждый год увлекалась новой подругой, без конца рассказывала о ней, расхваливала на все лады. Дома только и слышали: «Тося, Тося, Тося» или «Зиночка, Зиночка, Зиночка»…
А Настя, бывало, посмотрит и сразу скажет: «Эта твоя черненькая — умная и простая. А та — с локонами — просто фасон держит».
«Да она же не завивается! — с раздражением говорит Оля. — У нее от природы волосы красивые».
Настя только пожимает плечами:
«А я и не говорю, что она завивается. Я только говорю, что тебе с ней скоро надоест».
И в самом деле, через месяц Оле уже не о чем было говорить с кудрявой красавицей.
Зная все это — может быть, даже не столько зная, сколько чувствуя, — Оля во время собрания искоса поглядывала на младшую сестру. Не то чтобы она искала у нее одобрения, но по ее лицу, словно по барометру, следила за тем, все ли в порядке. Ведь и теперь она была, пожалуй, права, Настенька. Сначала надо сделать главное дело, а потом заботиться о приложениях и прибавлениях.
— Ну, девочки, кто еще хочет сказать?
Лена Ипполитова положила на полочку мел и, вытирая пальцы, задумчиво сказала:
— Отчего это так получается, что все самые хорошие названия уже придуманы? Вот я хотела предложить «Дружные ребята», потому что наш класс не очень-то дружный, а было бы хорошо, если бы мы крепче дружили. Да вот и такое название уже есть.
Стелла Кузьминская насмешливо фыркнула и отвернулась к окну.
Этот смешок почему-то ужасно задел Олю. С самого начала собрания она следила за Стеллой. Ей хотелось знать, как будет вести себя эта девочка, прекрасная ученица, пятерочница, которую она, Оля, довольно-таки опрометчиво выдвинула в председатели совета отряда.
За все время Стелла не предложила ни одного названия. Только однажды она вставила свое словцо: напомнила, что журнал с названием «Звезда» уже есть. Зато каждое предложение ее подруг вызывало легкую усмешку на ее красивом личике. Она слегка пожимала плечами, морщилась, презрительно выпячивала нижнюю губу.
Оля видела это, и ее досада на себя и на Стеллу становилась все сильнее.
Стараясь говорить как можно спокойнее, она повернулась к Стелле:
— Ты, кажется, что-то хочешь сказать, Кузьминская?
Стелла удивленно поглядела на нее:
— Нет.
Оле очень хотелось вызвать Стеллу на разговор, но в это время Катя опять подняла руку:
— Оля, можно мне предложить?
— Да, да, говори.
— Мне кажется, — начала Катя, — Лена очень правильно сказала: нам непременно надо стать дружнее. В прошлом году мы очень часто ссорились, да и в этом году случалось. И, по-моему, для нас самое главное — наладить хорошую пионерскую дружбу. Вот я и подумала: а что, если так и назвать газету — «Пионерская дружба»?
— Верно, — сказала Настенька. — Чего там еще голову ломать! Хорошее название.
— Хорошее, хорошее!.. Подходит!.. — заговорили все разом.
— Ну что ж, — сказала Оля, — как будто название выбрали. Кому нравится, поднимите руки.
Все живо подняли. Только Стелла подняла руку вяло, как-то нехотя, и сейчас же опустила. Потом опять подняла, но лениво и небрежно. Даже нельзя было понять толком, голосует она за это название или нет.
Оля, прищурившись, посмотрела в ее сторону:
— Ну а ты, Кузьминская, за или против? То поднимаешь руку, то опускаешь.
Стелла пожала плечами:
— А я ни за, ни против… Уж очень это название какое-то такое… обыкновенное.
— А тебе еще какое нужно? — крикнула с места Ира Ладыгина. — Подумаешь, «обыкновенное»! Сама-то ты уж очень необыкновенная.
— Тише, Ира! — сказала Оля, невольно взглянув на Стеллину необыкновенную сумку, лежавшую на парте, и на ее какой-то особенно нарядный передник.
Она вышла на середину класса и сказала спокойно:
— Девочки! У нас еще есть время. Если кто-нибудь не согласен с предложением Кати, можно поспорить, предложить другое название. Ну-ка, Стелла, мы ждем.
Но Стелла, видимо, не собиралась спорить и воевать.
— Пусть называют газету как хотят, — процедила она обиженно. — Я не редактор. Какое мне дело…
Тут уж загудел весь класс:
— Не редактор, а председатель отряда! Председателю до всего должно быть дело.
А кто-то из середины класса добавил:
— Только умеешь учительницу из себя разыгрывать!
Оля подняла руку:
— Тише, девочки! — и опять повернулась к Стелле. — Вот что, Кузьминская: это ты, конечно, сказала не подумавши. Как же так? Решается общее дело. Всем интересно, тебе одной все равно. Не может этого быть. Просто ты, должно быть, не совсем довольна предложениями своих подруг, у тебя, наверно, есть получше. Я ведь заметила, что ты посмеивалась, когда говорили другие. Ну, смело! Выкладывай, что ты придумала. Нам всем очень интересно послушать.
Стелла испуганными глазами посмотрела на Олю и уставилась себе под ноги.
— Ну?..
Стелла молчала.