Когда в глазах у меня прояснилось, я был уже за коридорами и блевал, перегнувшись через забор. Джордж тер мне спину и утешал. Я увидел, что шляпа его на нем и без пятнышка. Сам же я, наоборот, был грязнее грязного — горькими осадками вчерашнего вечера были покрыты и грудь моей блузы, и брюки. Джордж внушал мне, что нет худа без добра.

— Подумай, как удачно, что ты был не в своей одежде.

Позади прозвенел чей-то голосок:

— Мистер Флетчер, он будет ходить?

Сью Лин держала мою одежду. На свертке лежала шляпа, аккуратно выправленная.

— Будет ли он ходить? — сказал Джордж. — Он еще всех нас обойдет. Ласточка, ты видала, как он управлялся со своим чалым без ничего, одними коленками? Парень — прирожденный чемпион.

Я сказал Джорджу, что, по-моему, она имела в виду, смогу ли я ходить ногами, но его занимала сейчас более важная тема.

— Однако каждый человек, — продолжал он, вытирая мне подбородок своим носовым платком, — должен пройти кое-какое посвящение и перетерпеть.

Новый рвотный спазм не позволил мне выразить свое возмущение. Я ковбойствовал с того дня, когда бросил Нашвиллский начальный колледж, и брал главные призовые на роупинге. Если я молодой и новичок, то и само родео такое же, и я считал, что не хуже любого знаком с большинством видов состязаний в этом новом спорте.

Переодевшись в свое, я нашел Джорджа с десятком других наездников. Они выстраивали своих лошадей перед скачкой — она была бы вполне обычной скачкой, если бы не то, что наездники сидели в седлах лицом назад. И вместо поводьев держались кто — за торока, кто — за края потника, кто — за хвост.

Джордж радостно пыхал сигарой, видимо, тоже меерхоффской. Он крикнул мне:

— Нашвилл, давай сюда. Твой взнос позволяет тебе участвовать во всем. Поворачивайся задом вместе с нами, шутами.

— Господи, что еще-то?

— Дурацкая скачка, вот что… и всегда есть место для еще одного дурака.

Он пришпорил мерина, чтобы освободить мне место. Как только я сел задом наперед, Стоунуолл стал бить копытом. Я повернулся посмотреть на дорожку — он еще сильнее занервничал. Спокойны были только Джордж и его гнедой.

— Теперь слушай меня, — тихим голосом сказал он, — На старте сильно отклонись назад, все время смотри на хвост. Повернешься, чтобы посмотреть на финишную черту, — потеряешь равновесие. Пусть конь о финише побеспокоится. Ты беспокойся о старте — он самый трудный.

Другие всадники оборачивались, вертели шеями, и лошади их нервничали, били копытами. Я заставил себя сидеть спокойно. Как только я замер, замер и Стоунуолл. Он стоял тихо, дожидался, когда подведут к старту остальных. Я вслух удивился, почему не участвует Сандаун. Джордж ответил, что эти шутовские номера не в его вкусе.

— Мне, бывало, приходилось скакать задом, — сказал он, — Просто для смеха, так мне объясняли. Когда я все равно стал выигрывать, они решили так же задом повернуть остальных и назвали это «Скачками дураков». — Он усмехнулся, — И странная вещь: с тех пор, как все стали ездить задом, я столько же раз приходил последним, сколько первым. Убей меня бог, если знаю почему. Ладно, отклонись назад.

Выстрелил пистолет. Лошади рванулись вперед, всадников бросило назад. Джордж был прав, что старт — самое трудное. Первый рывок застает тебя врасплох, ты валишься на круп лошади, а ухватиться не за что. Лошадь чувствует, что на заду у нее кто-то возится, и в панике выскакивает галопом — из-под тебя. Треть участников ссыпалась от первого рывка, еще треть — из-за этого галопа. Несмотря на предупреждение Джорджа, я распластался на крупе и держаться было не за что. Я был близок к тому, чтобы присоединиться в пыли к другим неудачникам, но тут вспомнил, что конь подо мной привычен к роупингу. Такой конь слушается и без поводьев. Я крикнул:

— Стоунуолл, стой!

Он ударил по тормозам так, как если бы я заарканил бычка. Инерция выпрямила меня в седле.

— А теперь ию-ап! — крикнул я. — Иию-ап!

Мимо нас неслись лошади, но большинство — с пустыми седлами. Джордж был где-то впереди. Я поборол желание обернуться. Шлепнул Стоунуолла по крупу и еще раз издал клич мятежников. Джорджа мы обошли на самом финише. Зрители вскочили с приветственными криками.

Ко мне подъехала Принцесса родео и вручила приз — это была Сара Меерхофф. И в качестве дополнительной премии наградила поцелуем. А призом была синяя шелковая бандана с золотой бахромой и вышитой шелком надписью:

Поцелуй был прямо в губы и дополнения в виде золотой бахромы и ракоходной надписи не требовал. Смысл его был так же ясен, как обещание в конце первой серии фильма: ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Это был первый из многих моих пендлтонских призов и самый почетный. Я обмотал банданой шею так, что концы свисали за спиной. Джорджа я нашел в тени под трибуной. Он все еще расстроенно качал головой.

— В следующий раз я, пожалуй, поверну коня задом. Может, он быстрее побежит, если будет знать, где был, а не куда торопится. Красивый платочек, Нашвилл. Ты не чересчур ли его затянул? А то у тебя лицо, как свекла.

Мы не успели обсудить этот вопрос — заиграл горн. Слишком быстро для следующего состязания. Он снова заиграл, и выбежала звездная свинья. Ее патриотическая окраска блестела от жира. Горн заиграл в третий раз, и за хрюшкой погналась стая визжащих демонов. В стае были только индейские дети. На некоторых были кожаные обноски, на некоторых — ничего, кроме раскраски и грязи. Свинья визжала и бегала, дети гонялись за ней, взбивая пыль. Игра была неравная. Трофей был опытный и в руки не давался.

Когда новинка приелась и ребята окончательно выдохлись, вышла оранжеволосая с горном и лассо. Она протрубила отбой. Свинья сразу затрусила к ней и вдела голову в петлю. Оранжевая увела ее, помахав трибунам.

— Я буду рад, когда мы вырастем из этих глупостей, — сказал Джордж.

Нас их ожидало еще много. Сирена Клэнси уже объявлял следующую через свой трехгорлый мегафон.

— Приглашаем на эстафету «Одеяла скво». Победитель получает одеяло. Проигравший получает скво.

Я понимал, почему эти новшества не по вкусу Сандауну.

Джордж уговорил меня составить с ним пару в этой скачке. Сказал, что это верные тридцать долларов, если поедем на его плечистом гнедом.

Команда в «Одеяле скво» состояла из двух человек и одной лошади. За лошадью волоком тащится толстая воловья кожа. Один едет на лошади, его напарник — на коже. В конце арены они меняются местами и едут обратно. Кожу и буксирные веревки предоставили волонтеры. Я медленно подошел к своей коже, наблюдая, как ведут себя соперники. Некоторые становились на колени, другие садились с вытянутыми ногами. Я вопросительно посмотрел на Джорджа.

— Самый надежный способ, — сказал он невинным тоном, — лечь на пузо, как мальчишка на санках.