Антон говорил серьезно, но Вадим все-таки спросил его:

– Ты что, серьезно?

– Совершенно серьезно. – Антон пробежал пальцами по контактам и сказал: – Дать тебе, что ли, снизиться в утешение… нет, не дам. Хватит с меня мертвецов.

«Корабль» мягко и бесшумно приземлился на поляне почти на том же месте, откуда взлетел тридцать девять часов назад. Антон выключил двигатель и немного посидел, гладя рукой пульт.

– Значит, так, – сказал он. – Сначала – Саул.

Вадим, надувшись, смотрел перед собой. Антон включил бортовой радиофон и настроился на волну скорой помощи.

– Пункт одиннадцать-одиннадцать, – сказал спокойный женский голос.

– Требуется врач-эпидемиолог, – попросил Антон. – Заболел человек, вернувшийся с новой планеты земного типа.

Некоторое время приемник молчал. Затем голос удивленно переспросил:

– Простите, как вы сказали?

– Видите ли, – объяснил Антон, – у него не была привита биоблокада.

– Странно. Хорошо… Ваш пеленг?

– Даю.

– Благодарю, приняла. Ждите через десять минут.

Антон поглядел на Вадима.

– Не дуйся, структуральнейший, обойдется. Пойдем к Саулу.

Вадим медленно выбрался из кресла. Они сошли в зал и сразу увидели, что дверь в каюту Саула открыта. Саула в каюте не было. Не было и его портфеля и бумаг, а на столике лежал скорчер.

– Где же он? – спросил Антон.

Вадим бросился к выходу. Люк был вскрыт, снаружи стояла теплая звездная ночь. Громко кричали цикады.

– Саул! – позвал Вадим.

Никто не отозвался. Вадим в растерянности сделал несколько шагов по мягкой траве. «Куда же он ушел, больной» – подумал он и снова крикнул:

– Саул!

И снова никто не отозвался. Налетел теплый ветерок и нежно погладил Вадима по лицу.

– Димка, – негромко позвал Антон. – Поди сюда…

Вадим вернулся к освещенному люку. Антон протянул ему листок бумаги.

– Саул оставил записку, – сказал он. – Положил под скорчер.

Это был обрывок грубой серой бумаги, захватанной грязными пальцами. Вадим прочел:

Дорогие мальчики! Простите меня за обман. Я не историк. Я просто дезертир. Я сбежал к вам, потому что хотел спастись. Вы этого не поймете. У меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь. А вы возвращайтесь на Саулу и делайте свое дело, а я уж доделаю свое. У меня еще целая обойма. Иду. Прощайте. Ваш С. Репнин.

– Слушай, он совсем больной, – сказал Вадим растерянно. – Бежим его искать!

– Посмотри на обороте, – сказал Антон.

Вадим перевернул листок. На обороте большими корявыми буквами было написано:

Господину рапортфюреру обершарфюреру СС господину Вирту от блокфризера шестого блока заключенного N 658617

Донесение

Настоящим доношу, что по собранным мною наблюдениям, заключенный N 819360 не является уголовным по кличке «Саул», а есть бывший бронетанковый командир Красной Армии Савел Петрович Репнин, взятый в плен немецкой армией еще под Ржевом в бессознательном состоянии. Указанный N 819360 есть скрытый коммунист и безусловно вредный для порядка человек. Он мною уличен, что готовит побег и участвует в той группе, про которую я вам доносил в донесении от июля сего 1943. И еще настоящим доношу, что они готовятся…

На этом текст обрывался. Вадим уставился на Антона.

– Не понимаю, – сказал он.

– Я тоже, – тихо сказал Антон.

Яркий свет упал на поляну. Над «Кораблем» медленно снижался санитарный «Огонек».

– Объясняйся с врачом, – сказал Антон с неопределенной усмешкой, – а я пойду и свяжусь с Советом.

– Что же я ему объясню? – пробормотал Вадим, глядя на клочок бумаги.

Заключенный N 819360 лежал ничком, уткнувшись лицом в липкую грязь, у обочины шоссе. Правая рука его еще цеплялась за рукоятку «шмайссера».

– Кажется, готов, – с сожалением сказал Эрнст Брандт. Он был еще бледен. – Мой бог, стекла так и брызнули мне в лицо…

– Этот мерзавец подстерегал нас, – сказал оберштурмфюрер Дейбель.

Они оглянулись на шоссе. Поперек шоссе стоял размалеванный камуфляжной краской вездеход. Ветровое стекло его было разбито, с переднего сиденья, зацепившись шинелью, свисал убитый водитель. Двое солдат волокли под мышки раненого. Раненый громко вскрикивал.

– Это, наверное, один из тех, что убили Рудольфа, – сказал Эрнст. Он уперся сапогом в плечо трупа и перевернул его на спину.

– Крайценхагельдоннерветтернохайнмаль, – сказал он. – Это же портфель Рудольфа!

Дейбель, перекосив жирное лицо, нагнулся, оттопырив необъятный зад. Дряблые щеки его затряслись.

– Да, это его портфель, – пробормотал он. – Бедный Рудольф! Вырваться из-под Москвы и погибнуть от пули вшивого заключенного…

Он выпрямился и посмотрел на Эрнста. У Эрнста Брандта было румяное глупое лицо и черные блестящие глаза. Дейбель отвернулся.

– Возьми портфель, – буркнул он и горестно уставился вдаль, где над лесом торчали толстые трубы лагерных печей, из которых валил отвратительный жирный дым.

А заключенный N 819360 широко открытыми мертвыми глазами глядел в низкое серое небо.

Танина ладонь, теплая и немного шершавая, лежала у него на глазах, и больше ему ни до чего не было дела. Он чувствовал горько-соленый запах пыли, скрипели спросонок степные птицы, и сухая трава колола и щекотала затылок. Лежать было жестко и неудобно, шея чесалась нестерпимо, но он не двигался, слушая тихое, ровное дыхание Тани. Он улыбался и радовался темноте, потому что улыбка была, наверное, до неприличия глупой и довольной.

Потом не к месту и не ко времени в лаборатории на вышке заверещал сигнал вызова. Пусть! Не первый раз. В этот вечер все вызовы не к месту и не ко времени.

– Робик, – шепотом сказала Таня. – Слышишь?

– Совершенно ничего не слышу, – пробормотал Роберт.

Он помигал, чтобы пощекотать Танину ладонь ресницами. Все было далеко-далеко и совершенно не нужно. Патрик, вечно обалделый от недосыпания, был далеко. Маляев со своими манерами Ледяного Сфинкса был далеко. Весь их мир постоянной спешки, постоянных заумных разговоров, вечного недовольства и озабоченности, весь этот внечувственный мир, где презирают ясное, где радуются только непонятному, где люди забыли, что они мужчины и женщины, – все это было далеко-далеко… Здесь была только ночная степь, на сотни километров одна только пустая степь, поглотившая жаркий день, теплая, полная темных, возбуждающих запахов.