Невозможно было увидеть, что таилось в глубине таинственной рощи. При обвале с вершины утеса упали вывороченные из земли деревья. Сухие корни переплелись с зеленеющими ветвями — свет едва проникал в рощу, и разглядеть что-либо было совершенно невозможно.

Роуэн тщательно осмотрел растущие неподалеку деревья. На первый взгляд они не казались опасными — совсем не то, что ужасные растения провала Унрин.

Деревья были похожи одно на другое — невысокие, с раскидистыми ветвями, с мясистыми резными листьями. Различались они только корой. У деревьев, растущих по краям таинственной рощи, стволы были серыми, но Роуэн разглядел, что в глубине рощи деревьев с серой корой не было. Там, где темнели свежие следы букшахов, виднелись только белые стволы.

Роуэн заметил, что вокруг потеплело. На земле и на ветвях деревьях почти не было снега.

Все это было более чем странно.

— Мы ведь все утро карабкались наверх, — сказала Зеел, будто прочитав его мысли. — Мы поднимались в гору. Должно было стать холоднее, а тут резко потеплело.

Тревожное молчание повисло в воздухе.

— Так что же нам делать? — воскликнул Норрис.

И в ту же секунду Роуэн почувствовал жар от волшебного медальона.

Слова вырывались из груди Роуэна без того удушья и боли, что обычно сопутствовали их произнесению. Голос, бормотавший пророчество, был похож на голос Роуэна, но от этого смысл загадочных строк казался еще более устрашающим. Сердце Роуэна сжималось, его бросало в дрожь, когда он задумывался над тем, о чем шла речь в новом стихотворении. Трепетали от страха и его спутники.

Спешите! Идите скорее вперед!

Умерших отбросьте — ведь время не ждет.

Уныние прочь — так недолго пропасть,

Поможет спастись вам целебная грязь.

Когда с губ Роуэна сорвались последние слова, он собрал всю волю в кулак, чтобы устоять на ногах. Правда, Роуэну в этом смысле не о чем было беспокоиться — Зеел, Шаран и Норрис стояли рядом и в случае чего были готовы его поддержать.

— Шеба говорила: «Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я», — прошептал Роуэн. — Теперь я понял, что она имела в виду… Лучше бы мне никогда этого не знать.

— Любой нормальный человек чувствовал бы то же самое, — вдруг выпалил Норрис. — Роуэн, я прошу у тебя прощения за то, что порой говорил глупости. Но что обидно: на этот раз твои страдания пропали зря. Эти ужасные слова — сплошная загадка. Они ничем не могут нам помочь.

Умерших отбросьте — ведь время не ждет.

Роуэн поежился.

— В пророчестве говорится, что нам следует поторопиться, — возразила Зеел. — И еще — что нельзя отчаиваться и падать духом. Это-то, по крайней мере, ясно сказано. А что касается остального, то там будет видно.

Зеел повернулась к Роуэну:

— Ты можешь идти?

Не отвечая ей, Роуэн заковылял вперед, к зеленой роще. Его спутники двинулись следом за ним.

Они шли по тропе букшахов. Впереди высились деревья — они были похожи на мрачных стражей, охраняющих покой волшебного леса. Гладкие беловатые сучья нависли над головами смельчаков. Деревья окружали их со всех сторон. Роуэн, Зеел, Норрис и Шаран шли друг за дружкой, то и дело оглядываясь в ожидании того, что из глубины рощи вдруг появится неведомое чудовище и бросится на них. Но не было слышно ни звука, ни шороха — лишь сгущались тени да огромные деревья в молчании смыкали над путниками тяжелые ветви.

Роуэн и его друзья почти не разговаривали во время пути, а если что-то и говорили, то только шепотом.

Сучья и ветви склонялись все ниже и ниже. Скоро высокому Норрису пришлось пригнуть голову. Еле заметный туман, поднимаясь с земли, мешался с дыханием путников, и ужасный запах, который они почувствовали, войдя в рощу, становился все сильнее.

Вдруг Роуэн заметил, что впереди забрезжил неяркий свет. Сердце его затрепетало. Неужели это выход из рощи?

— Зеел! — тихонько окликнул он девушку.

— Да, я вижу, — послышался шепот. — Я думаю, там небольшая поляна. И запах идет оттуда.

У Роуэна перехватило дыхание. Его так и подмывало ринуться к таинственной поляне.

«Как жарко! — вздохнул он. — Тут и теплая одежда не нужна».

Мальчик подумал, что неплохо бы снять плащ, но решил не останавливаться.

Поляна была уже совсем близко, но Роуэн, как ни старался, ничего не мог разглядеть — в воздухе висела пелена густого тумана. Вдруг на фоне непонятных ярко-зеленых, белых и серых пятен появились размытые очертания лежащих на земле тел. Затем показалось что-то черное, но по-прежнему все было неподвижно кругом.

Роуэн ускорил шаги.

— Осторожно, — послышался откуда-то сзади голос Зеел. — Роуэн…

Внезапно раздался истошный крик.

Роуэн с Зеел обернулись. Они увидели, как лицо Шаран исказилось от боли и ужаса. Она держалась за плечо, а испуганный Норрис тщетно пытался отвести ее руку, чтобы посмотреть, в чем дело.

— Снимите это с меня! Снимите! — плакала Шаран.

— Да что случилось? — резко спросила Зеел. — Шаран, убери руку и успокойся. Нам же не видно…

— Они и на вас тоже! — плача и дрожа от отвращения, кричала Шаран. — Они повсюду! Какая гадость!

Она раздвинула пальцы, и у Роуэна мороз пошел по коже. Он вдруг увидел, что к плечу Шаран присосалась серая толстокожая тварь — формой своей она напоминала звезду, но заметить ее было непросто, потому что по цвету она почти не отличалась от серого плаща.

Еще одна впилась Шаран в бок, а другая вцепилась в руку. На запястье у Зеел сидели сразу две. И вон там, сзади, на шее. А у Норриса на капюшоне повисли целых четыре…

Откуда же их столько?

Едва лишь Роуэн подумал об этом, как огромный сук, нависший над ним, задрожал и кусок коры, по форме похожий на звезду, оторвался от ветки и свалился прямо на спину плачущей Шаран.

— Это… это кора деревьев, — еле смог выговорить Роуэн. — Только это не кора, а…

Он опустил голову, и из его груди исторгся вопль ужаса. Только сейчас он увидел, что серые звезды — эти диковинные существа, впившиеся в его друзей, — копошатся у него на груди. Некоторые подергивались, устраиваясь поудобнее, другие же были неподвижны — тела их на глазах набухали…

«Они пьют мою кровь!» — догадался Роуэн.

Он попытался сбросить с себя отвратительных тварей, но они мертвой хваткой впились в его плоть. Он пытался отодрать их от себя, но его тело пронзала острая боль, будто в него вонзались тысячи иголок. И все было напрасно.