Фиолетовые глаза… реально настоящие, что ли? Тогда понятно все, сразу же понятно, что она не с нашей планеты.

Другой вопрос, почему она говорит, что под линзами их прячет? Ну охуенные же глаза, зачем прятать-то такое? Я никогда не пойму людей. А её, походу, тем более никогда не пойму.

Тренировка пиздец сложно идёт, мне невыносимо вывозить всё это. Аня смеётся громко, касается меня случайно или специально, и глазами этими невозможными смотрит так, что душу всю наизнанку. Я потерялся в ней и найти себя вообще не могу, не получается. Каждый раз обещаю завязать и каждый раз посылаю все эти обещания нахрен. И тону ещё глубже и глубже, плыву как сопливый подросток.

Я умом понимаю, что из этого не выйдет ни черта. У нас разные пути, разная жизнь, разное, блядь, все. У нее парень есть, в конце концов, пусть херовый, но какого выбрала. А я дохну по ней так, как будто она завтра за меня замуж выйдет и будет жить со мной счастливо.

Да не бывает счастья. Дерьмо это всё. Страдания, боль, предательство.

Даже сейчас херово. Потому что втрескался по уши в ту, с кем ничего больше вот такой же как сейчас тренировки не светит. И это жрет изнутри, просто я научился не показывать это и не ныть.

Но оно-то жрет все равно. И оставляет дыры там, где и до этого решето было.

Очередное убеждение, что кроме боли нихера вся эта распиаренная любовь не приносит. Клялся себе не влипнуть никогда больше, и… Влип. Сюрприз, блядь.

— Я правильно делаю? — долетает до уха звук голоса и я понимаю, что залип снова, как идиот полнейший. Повезло, что не прямо на нее в упор смотрел, а просто перед собой. Иначе всё, дурку можно было бы уже вызывать.

Трясу головой и провожу рукой по короткому ёжику на затылке. Чё делать-то с этим? Я не могу так постоянно зависать с мыслями об Ане. Мне работать надо, в конце концов, еще делать что-то, помимо этого. А я даже посреди тренировки зависаю, хотя на работе я в принципе всегда лишние мысли могу отпустить. А сейчас не могу! Чувствую себя идиотом каким-то.

— А? Да, — отвечаю, стараясь включиться. Проверяю технику — правильно делает, не соврал. Чуть поправляю руку, чтобы локоть не выпрямляла, и ловлю себя на том что держу ее больше положенных половины секунды. — Вот тут аккуратнее, локоть вылетит, вправлять больно.

— Тебе вправляли? — бросает Аня упражнение и поворачивается ко мне, спрашивая. И ей реально интересно, по глазам её нереальным видно.

— Чё мне только не вправляли…

— Неправильно упражнения делал? — улыбается, а я в сотый раз понимаю, насколько мы разные. Она ж как ребенок, в плохую сторону вообще не думает. Не представит даже, что я на улицах дрался с каждым встречным, что в подпольных боях за бабки участвовал, что за наркоту меня толпа на улице ногами пинала. Нет этого всего в ее светлой голове. А у меня всё это в жизни было. И оно темнотой и грязью всё равно так или иначе настоящее пачкает. А я не хочу и ее замарать всем этим.

— Да, почти. Давай еще пять минут и на растяжку.

Аня кивает и продолжает отрабатывать удары. Старается, хмурится, все свои немногочисленные силы прикладывает.

А я смотрю на нее и теперь каждый, сука, раз, замечаю эти фиолетовые глаза. Она реально линзы носит? Как я раньше не видел-то?

— Мелкая, зачем тебе линзы? — спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать.

— А? — поворачивается и улыбается снова. Тренировка по одному месту сегодня идет. Я то зависаю, то отвлекаю ее, то она вопросы задает какие-то. Я привык на работе молчать и ничего, кроме чего-то важного по упражнениям, не говорить. А тут бля прорывает прямо. Социализировался, сука. С ней одной, правда… — Потому что ты даже не представляешь, сколько плохого я слышала о себе, когда люди видели мои глаза. Даже наркоманкой один раз обозвали, типа от веществ такой эффект. Ну я и решила прятать.

От веществ… От них совсем другой эффект. И отходняки — ад лютый.

— Люди идиоты, — говорю правду и чувствую, как челюсти сжимаются от одного только представления, что над ней издевались и говорили гадости. Покажите кто — я сломаю каждого, кто в этом участвовал. — Не носи линзы.

— И так красиво? — спрашивает, как будто знает, что сам я слова эти не скажу.

А я ей походу всё скажу.

— Красиво.

И она улыбается. А я сдохнуть от этой улыбки готов.

Мы заканчиваем раньше, чем заканчивается мое окно, и я решаю выйти в магазин недалеко от клуба. Сегодня мне срочно надо покурить. Я вообще почти не дымлю, в один момент бросил вообще всё из вредных привычек. Но сигарета губит меньше, чем ебанутое общество, поэтому на случай нервяков у меня дома всегда лежит пачка про запас.

До дома далеко, а сейчас прям очень надо. Потому что меня тянет пиздец как к Ане, а я ей не признаться, ни сделать чего-то в ее сторону не могу.

Во-первых, потому что я всё еще стараюсь от этого откреститься.

А во-вторых у нее всё еще есть Рус. А я ни изменять никогда не буду, ни быть тем, с кем изменяют. Предательство — самая хероввая вещь в мире, лупит сильнее наркоты порой. Поэтому — нет.

Меня одна втянула без моего ведома, я отмыться до сих пор не могу. Хорошо успокоилась и не достает больше.

Быстро иду в душ, натягиваю толстовку прямо на голый торс и собираюсь выйти, как зависаю прямо у лестницы.

Потому что у стойки стоит Аня, о чем-то болтает с админами и ловит косые взгляды Вероники. Вот сейчас она меня еще сильнее бесит. Ни разу взаимностью ей не ответил, а она липнет и липнет.

Перевожу взгляд на Аню. Мне в целом насрать на других. Подхожу ближе и останавливаю себя силой.

Надо бы выйти. Пока буду пялиться, закончится мой перерыв и ни за какими сигаретами я не попаду. А