— Ты уж прости, что не встаю: подагра, зараза окаянная, уж который день продыху не даёт. Но не томи душу, разъясни, как сие возможно? За каким таким поганым интересом ты сменил службу и подался в сыскари?

— Ну что вы, Фрол Яковлевич, — широко улыбаясь, развёл руками барон, — и в мыслях не имел.

— А чего ж тогда дознатчиком представился?

— Так то не я, Фрол Яковлевич, — Анатоль указал на меня. — То мой вариативный родственник, иномирец Владислав Штольц, самим герцогом обласканный и в дело сыскное определённый. Явился он к вам по поводу расследования огромной важности. Так что не откажите в любезности выслушать.

— А вы с ним, стало быть, — прищурил один глаз Останин и немного нервно поправил еле выглядывающий из-под халата ворот сорочки, — прибыли в качестве подкрепления при атаке на бедного старика? Неужто провинился я в чём перед короной?

— Полно вам, Фрол Яковлевич, что вы всё о плохом? С чего ж вас кому атаковать? Вы в прошлом, без всяческих преувеличений, героический командир, а посему завсегда при почёте и уважении. А я даже не ведал, что к вам едем. Уж только у ворот и сообразил. Да вы не серчайте. Мы к вам, конечно, с расспросами, но исключительно с крайним почтением и благожелательностью.

— Ладно, убедил, успокоил старика, — кивнул Останин велеречивому барону, а я подумал, что не зря тот с нами напросился. Вон какая польза от Анатоля. Как быстро он с хозяином сладился.

— Но тогда, — продолжил Фрол Яковлевич, — не томи и поведай уже, какое дело пытаете, чего с меня мытаете[23]? Чем обязан?

— Прежде позвольте представить вам ещё одного моего спутника, — барон указал на ротмистра. — Баронет Пехов Илья Игоревич, тоже некогда служивший в нашем полку.

А Пехов-то, оказывается, баронет. Не знал. Тот скромно умалчивал сей факт. Штольц вот тоже сейчас разумно умолчал о службе ротмистра в жандармерии. Похоже, и старик не сильно жаловал правоохранительные органы.

— Что ж, — Останин кивнул ротмистру, — моё почтение, Илья Игоревич. Раз уж вы у нас служили, так думаю, мне представляться необходимости и не имеется?

— Так точно, ваше высокоблагородие, — кивнув, щёлкнул каблуками Пехов, вытянувшись при этом чуть ли не в струнку. — Премного наслышан о ваших подвигах.

— Да какие уж подвиги, — отмахнулся Останин, будто от какой неоправданной похвалы, хотя сам и разулыбался довольно. — Так с чем пожаловали, господа? Что за дело?

— Плохое дело, Фрол Яковлевич, — вновь вступил в беседу я. — Дело мы расследуем «Крутоярского зверя». Слыхали поди о таком?

— Как же, доводилось, слыхивал и неоднократно, — кивнул Останин. — Да токмо я то тут каким боком?

— С недавних пор убийца перебрался к вам сюда. И уже успел отметиться. Вот и хотим мы побеседовать с Демьяном Останиным. Он ведь вам сыном приходится, не так ли?

— Истинно, так. Неужто шельмец мой как-то замешан? — округлил глаза Фрол Яковлевич.

— Надеюсь, что нет, — поспешил я его успокоить. — Но дело в том, что вывести на убийцу нас может одна девушка, с которой имел близкие отношения приятель Демьяна. Тухваталин Валентин. Не знаете такого?

— Не знаком, — мотнул головой Останин.

Чёрт, как же тут жарко натоплено! С удовольствием снял бы сюртук, но его даже расстегнуть нельзя. Мой бронежилет в таком непотребном виде, что демонстрировать его кому бы то ни было — только позориться.

— Он с вашим сыном посещал тайное общество «Всенародная воля». Что, кстати, тоже не очень хорошо, потому как выявлена причастность общества к революционной деятельности.

— В бунтари, что ли, подался? — поднял брови Фрол Яковлевич, но вопреки моим ожиданиям, не выразил ни гнева, ни даже неудовольствия по данному поводу. — Ну так то для молодости обычное дело. Не могут юнцы не бунтовать. Сие в них природой заложено.

— Вот как? — удивился я.

— Несомненно, — заверил меня Останин. — Как взрослеющие волки стремятся они загрызть былого вожака и занять место оного. Как свежая лесная поросль пробиваются и проламываются они к солнцу сквозь ветви старых деревьев, стремясь перерасти, превзойти их, да укрепиться корневищами на превратившихся в прах, поверженных трухлявых стволах. А наше стариковское дело отойти в сторонку и не мешать им творить историю. Ибо без того не будет мир меняться, а то не есть хорошо. Кабы не нынешние вольности, я бы ещё лет с десяток тому вас, господ из сыска, и на порог не пустил бы, да и разговаривать не стал бы, слуг изъясняться послав. А нынче времена иные, поменялось всё. Нынче на благородство иначе смотрят, иначе и о долге пекутся…

— Да вы прямо философ, — немного скептически покивал я.

— А вы, голубчик, губу-то не топырьте, — усмехнулся Останин. — Поживёте с моё, ещё и не так размышлять станете. Это в молодости вы все гоношитесь, суетитесь-носитесь, о смысле бытия не задумываясь. А в старости самое время мозгами пораскинуть, пока они совсем не усохли. Тем паче, что с нашими болячками уже и не побегаешь особо.

Фрол Яковлевич подхватил со столика рюмку и уж было собрался замахнуть её, да вспомнил про приличия:

— Господа, а не желаете ли присоединиться? Отведайте наливочки ягодной. Оную Егорка мой отменно производит. Не наливочка, а наинатуральнейшая амброзия. Егорка! — громко позвал он тут же явившегося дворецкого, — подай господам по лафитнику. Угости их своей наливочкой.

Отказываться от угощения мы не стали. От такой дозы трезвости не потерять, а вот хозяина дома грех не уважить да не задобрить.

— Фрол Яковлевич, — опрокинув рюмочку и довольно причмокнув, поскольку и впрямь была недурна «наливочка», я вновь насел на Останина, — скажите, как бы нам потолковать с вашим сыном? Валентин Тухваталин пропал, а Демьян возможно осведомлён, где тот может скрываться?

— Доносить сыну на кого бы то ни было не позволю! — встрепенулся его высокоблагородие.

— Да при чём тут доносить? — удивлённо возмутился я. — Мы считаем, что парню угрожает опасность, хотим найти. Сестра о нём сильно беспокоится. А претензий у нас к нему нет, как и к сыну вашему, потому как к терактам они отношения не имеют.

— Это верно? — взглянул Останин на барона, а тот утвердительно кивнул. — Хорошо. Да только сына тут тоже нет. И я не ведаю, где он может быть. Ушёл два дня как уже да не соизволил доложить, куда и на сколь долго.

— Может, Егорка ваш в курсе? — с надеждой спросил я, но в ответ поймал хмурый взгляд хозяина.

— Кому Егорка, а кому, милсдарь, и Егор Кузьмич! Вы не смотрите, что он перед вами шапку ломает. Он ещё ординарцем у меня служил и до сих подле. Я ему за службу верную деревеньку на вотчине своей отписал. Так что Егор Кузьмич какой-никакой, а помещик с неплохим доходом. А поклоны бьёт по привычке извечной, к делу касательства не имеющей.