Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот маленький коренастый мужчина, с лицом будто с египетского медальона (длинные, почти женские, ресницы, острый подбородок), сдерживал все попытки понять, почему он был так далек от «американской мечты». Это не было ответом, объяснял он. Сенатор от штата Айдахо Герман Уелкер спросил Гарри: «Когда Вы только начали заниматься шпионажем, у Вас был комплекс неполноценности, не так ли?»
«Я не думаю, что у меня когда-нибудь было что-то похожее на комплекс неполноценности, — ответил Гарри. — Во мне, по-моему, много энергии. Я люблю что-нибудь делать. И у меня такое мышление, что если я что-то начинаю, то должен это закончить. И меня очень трудно остановить».
Сенатор настаивал: «Я понял, что в Вашей жизни было немного счастливых моментов, верно?»
«По-моему, с этим нужно окончательно разобраться. В моей жизни в самом деле было много ерунды, например, говорят, что я занялся этим из-за несчастной любви; да, мне не очень повезло в чувствах, но не это причина, по которой я стал шпионом, как и нельзя назвать причиной чувство неполноценности и желание получить поощрение от других людей. Чтобы опровергнуть это, нужны месяцы, и это сущий вздор».
Гарри не обманывал себя. Он знал, в чем заключалась его проблема. «Моей единственной проблемой было то, что я всегда был уверен, что я прав». Гарри был похож на Фауста, и дьявол понимал его лучше, чем озадаченные сенаторы.
Гарри отмечал следующее: «Русские обращались со мной, как виртуоз со скрипкой. Они здорово меня использовали, теперь я это понимаю. Они знали, чем можно привлечь меня. Мне не платили за услуги, поэтому меня поощряли косвенно, принижая достоинство людей, работавших на них за деньги».
Приведем здесь историю сотрудничества Гарри Голда с Советским Союзом, которое началось в 1935 году и продолжалось до его ареста в 1950-м. Настоящая фамилия его родителей была Голодницкие, они жили в Киеве, но в 1907 году бежали из города и нашли прибежище в Швейцарии. Гарри родился 12 декабря 1910 года в Берне. Когда началась Первая мировая война, его семья эмигрировала в Соединенные Штаты и в 1922 году получила гражданство. По совету иммиграционного чиновника, который с трудом произносил фамилию, родители еще во время въезда в США заменили ее на Голд.
Мистер Голд оборудовал кабинеты и работал в Филадельфии на подающем надежду предприятии — компании «Виктор толкинг машин». Одним из ранних воспоминаний Гарри стали неприятности, которые возникли у отца на работе из-за того, что он был евреем. Сам мистер Голд стоически переносил все проблемы, связанные с его национальностью. Но его жена была более экспансивна, и ее гнев часто видели Гарри и его младший брат Джозеф.
В 1920 году, после прилива ирландской и итальянской рабочей силы, мистер Голд стал объектом насмешек у себя на работе. У него воровали инструменты, наливали клей в карманы костюма. Один из ирландцев был ярым антисемитом и часто говорил ему: «Ты, еврейский сукин сын, я заставлю тебя уволиться».
К тому времени изменилась технология производства. Кустарное изготовление мебели уступило место конвейеру, и бригадир-ирландец, поставил Голда на шлифовку. Старик не мог справиться со скоростью работы, и его руки, когда он приходил домой, были изодраны до крови. Он надевал перчатки, чтобы дети не видели травм.
Гарри тоже пришлось недолго ждать проявлений антисемитизма по отношению к себе. Их семья жила в то время на краю респектабельного квартала, в доме 2600 по Филип-стрит. За этой улицей начинались трущобы, которые назывались «Нек». Жили там в основном ирландские эмигранты, которые выращивали свиней на болотистых землях этого квартала. Евреи, стремившиеся к чистоте и респектабельности, были предметом их ненависти. Банда подростков, которую называли «некерз», регулярно устраивала набеги на «еврейскую территорию», вооружась кирпичами, палками. Гарри вспоминал: «Когда мне было двенадцать лет, я ходил в библиотеку, до которой было две мили. Однажды, когда я шел домой, на меня напали примерно пятнадцать человек, которые меня сильно избили.
Со мной было еще два мальчика, но им удалось убежать… После этого отец обычно ходил со мной в библиотеку и ждал, пока я брал книги. Я стыдился этой защиты и старался избавиться от нее. Позже я перестал бояться и ходил один».
Когда советские агенты, вербовавшие Голда, затронули тему антисемитизма, они нашли в нем отличного слушателя. На все, что говорилось об этом, он реагировал очень эмоционально. Он поверил, когда ему сказали, что «СССР — единственная страна, в которой антисемитизм является преступлением против государства».
Его в этом не разубедил даже пакт о ненападении, заключенный между СССР и нацистской Германией. Он был возмущен этим соглашением и потребовал у русских объяснений. «Что у вас происходит?» — спросил он.
Ответ был таким: «Нам нужно время. Мы купим время у самого дьявола, если будет нужно. В этом случае сатану зовут Адольф Гитлер. Когда мы будем готовы, мы нанесем удар и сотрем нацизм с лица земли».
Этот аргумент убедил Гарри, он продолжал верить, что Советский Союз был единственной страной, боровшейся с нацизмом и, следовательно, с антисемитизмом. Он объяснял, что суть нацизма, фашизма и антисемитизма одинакова. «Это был вековой враг, зло и кровавые побоища римских арен, средневековые гетто, инквизиция, погромы, нынешние концлагеря. Я выступаю за все, что борется с антисемитизмом».
Другие факторы раннего детства не оставили следов в характере Гарри. Его семья была бедна, но он никогда не жалел о недостатке денег. Он отказался от оплаты своей шпионской работы, хотя признал, что за все годы потратил около 7 тысяч долларов на поездки по стране, причем половина этой суммы была заплачена им самим. В 1930 году, когда депрессия коснулась их семьи, он отдал матери почти половину своих сбережений, хотя сам потерял работу.
Годы, проведенные Гарри в школе, также сыграли свою роль. Слабый мальчик был исключен из всех игр, его прозвали «Голди». Ему не давали играть в футбол, а дома он с помощью двух шахматных досок часами изобретал сложные настольные игры. Восхищение и зависть к тем, кем он не мог стать, навсегда остались с Гарри, который стал фанатичным болельщиком.
То, как работал его мозг, показывают воспоминания Голда о своей последней встрече с советским агентом 23 октября 1949 года: «Я точно помню дату, потому что после встречи с Сарычевым (его связной) купил „Дейли ньюс“, на спортивной странице которой рассказывалось об игре двух футбольных клубов: Нью-Йорка и Сан-Франциско. Я особенно хорошо помню фрагмент, который описывал игру двух нападающих Нью-Йорка».
В натуре Гарри ощущалось стремление к славе, и он пытался удовлетворить его своей тайной деятельностью, хотя говорил, что шпионаж был самой тяжелой работой, с какой он когда-либо сталкивался.
В старших классах мальчику наконец удалось завоевать уважение одноклассников, в этом ему помогли знания по химии. Его перестали звать «Голди». Он никогда не прогуливал уроки и не возражал учителям. В его скромном характере не было ни одной черты, свойственной обычному американскому подростку. Внешне это был тихий, трудолюбивый Гарри Голд, которому доверяли учителя.