Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгий спич Нюся проигнорировала — видимо, молча удалилась вдаль. Не дождавшись возражений, Алена принялась бродить по комнате, невнятно бормоча себе под нос.
— Чего? — не расслышал я.
— Это какой-то PZDC! — воскликнула она, повторяя куртуазные фразы валькирии.
— Что именно? — снова не понял я.
— Живот Казбека Бероева, вот что. Там снимки на прищепке висели, я посмотрела. Полная разруха в кишках… Здесь надо что-то делать, Антон Михалыч.
— Сделаем, — пообещал я. — Только немного позже.
— Ко мне Казбек несколько раз подкатывал, — неожиданно призналась Алена. — Цветочки, конфетки, комплименты. В театр звал на премьеру.
— Ишь ты, какой культурный Казбек… И что?
— Послала я его. А теперь жалею.
— Жалеешь о чем?
— Люблю подарки и комплименты! Они мне греют душу. Особенно приятно, что за эти фичи я никому ничего не должна.
— Хм, — пробормотал я. — Откровенно. Или нагло?
— А кого стесняться? Здесь все свои, — Алена пожала плечами. — После лечения моей аурой я стала понимать людей значительно лучше. Причем ощущаю не только чужую боль.
— Ты стала видеть людей насквозь?
— Нет, конечно. Но Казбек определенно влюблен в меня.
— Думаешь или видишь?
В этом месте я лукавил. Мне давно стало понятно, что людей понимаю значительно лучше — не по природной мудрости, а именно после лечения. Однако читать мысли невозможно, это как бороду у спиннинга распутывать или снимать пенки с бурлящего котла. Люди мыслят нечетко, отрывисто, перескакивая с пятого на десятое. Кусочки прошлых событий накладываются на обломки событий настоящего, и перемешиваются там с намерениями поступков в будущем. Осознать это нереально, ведь глубинные, совершенно отвлеченные воспоминания запутывают картину ужасно. И окончательно добивает каша из гештальта и индукции в голове реципиента.
Я знаю это точно, потому что практика — критерий истины и опасная штука. Осколки чужих мыслей настолько хаотичны, что проникая в сознание другого человека, можно схватить когнитивный диссонанс. А то и сойти с ума, в буквальном смысле. Хотя с другой стороны, при некоторой сноровке и остром желании, многое становится понятным. Главное — не переборщить, используя быстрый поверхностный взгляд. Настроение человека уловить легко, и также несложно оценить яркость эмоций и отдельные намерения, не обязательно плохие.
Алена не отзывалась, пришлось вопрос повторить:
— Думаешь или видишь?
— Мысли не читаю, — отвисла она, — но в чувствах уверена. Тут всё проще пареной репы: умные книги такое называют эмпатией. Нет, Антон Михалыч, вы как хотите, а парня надо срочно спасать. Этим хирургам только дай волю — мигом половину кишок вырежут. Помните фразу из кинофильма: «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита»?
Кино я помнил, но комментировать не стал, лишь кивнул. Поэтому Алена продолжила:
— А как мы будем потом вино пить? Домашнего осетинского вина я так и не попробовала. Говорят, это очень вкусно.
— Успокойся, — буркнул я. — Скоро этим займусь лично. А ты стань безмятежной, словно цветок лотоса у подножия храма истины.
— Да? Это как?
— Вылечим мы твоего Казбека. А комплименты я и сам могу тебе сказать.
— Так говорите не медля!
Она встрепенулась и даже ножкой топнула.
— Ты сладкая уточка в сливовом соусе. Ты нежный супчик с рябчиком. Ты горячая камберлендская колбаска.
Произнес я это речитативом, как заядлый рэпер сделал бы при чтении стихов хокку.
— Антон Михалыч, — сердито протянула она, — давайте серьезно!
— Хорошо. Если серьезно, то слушай: ты прекрасна так, что распустившаяся роза рядом с тобой будет горько плакать, роняя капли утренней росы и теряя пунцовые лепестки.
— Отлично! Еще.
— Словно лебедь с тонким станом, вся из белого тумана, ты плывёшь по разнотравью. Кто создал тебя такую?
— Это не ваши стихи, но продолжайте!
Продолжить поиск тонких рифм мне не позволил металлический звон — на стол опустились несколько блестящих судков.
А затем из воздуха соткалась Нюся и сообщила очевидную вещь:
— Эй, чувиха, кушать подано.
Алена на это томно потянулась.
— Ах, как же я устала работать сиделкой!
— Не заметил, чтоб ты сильно утруждалась, — хмыкнул я.
— А моё величество здесь не только для мытья полов, и не только горшки за вами выносить! — подбоченилась она.
Странно, ничего другого Алёна обычно не делала. Ну, за спрос денег не берут, можно и поинтересоваться:
— А для чего?
— Мне досталась самая трудная задача, как обычно, — тяжко вздохнула она. — Анька привлекает меня к вам в лечебных целях, для посттравматической реабилитации.
— Да? — поразился я.
— А что, всё так. Ваша голова часто не помнит, но глаза-то видят!
До меня начало доходить:
— Через глаза происходит реабилитация?
— Конечно. На мне глаз отдыхает и душа радуется. И кстати: это не моё мнение, а ваше. Забыли, что в прошлый раз говорили?
Пришлось признать, что говорил. И не раз.
Удовлетворенно кивнув, Алена по очереди подняла блестящие крышки.
— Пахнет вкусно, — признала она. — Это точно не синяя птица счастья?
— Тушеная осетрина под гранатовым соусом, — отвергла Анюта ее опасения. — Заправлена зеленью, лимоном и стаканом мадеры.
— Откуда знаешь?
— Так меню прочитала. Всё ради тебя!
— Анька-тян, ты мой краш, — выхватив вилкой кусочек, Алена принялась смаковать. — Не знаю, почему америкосы так тащатся от своего тунца. В чем кайф того хавчика? Осетр — вот наша рыба. Впрочем, по науке, это уже не рыба, но еще не мясо. Нечто особенное, любимая еда китайских императоров и императриц.
— Осетрина вредна при ожирении, — с серьезной миной Нюся выглянула из санузла, где переодевалась в халат.
— Эй, бро, что за мутные намёки? — полным ртом прошамкала Алена. — Еще надо разобраться, кто здесь жирный! А осетрина кошерная и нажористая еда, ее трудно запороть. Тут до фига витаминов для ногтей, а для мозгов — фосфора. Полный обмен веществ! Это реально хорошо для меня.
— Да, мозги тебе не помешают, — усмехнулась Анюта. — Скоро сессия, а кое-кто по киностудиям порхает, чисто мотылек. А знаешь, что бывает, когда некоторые вертихвостки много балуются и мало слушают лекции преподавателей?
— Что?
— Хвосты от этого бывают, вот что. И жизнь без стипендии!
—