– Охальники, – Матрай Докука горестно вздохнул. – Выходит, пропадет вещь?

– Может, эти обормоты, как в ракету станут залезать, заметят и прихватят? А потом и на планете у себя начнут хранить, показывать всем. Или в тамошний музей сдадут, – заметил Ривалдуй. – Ты станешь знаменитым, кэп, на всю Вселенную. И будут в очередь заранее записываться, чтобы на тебя взглянуть.

– Да прекрати ты, в самом деле!

Между тем побитый Портифон добрался до спасительного вертолета. Он вспрыгнул на порожек люка и обернулся в сторону аборигенов.

– Исчадья зла! – что было силы, заорал он, гневно потрясая кулаком. – Мерзавцы из мерзавцев, чтоб вам пусто было! Чтобы вы в дороге потерялись и пропали навсегда! Чтоб вся ракета на кусочки развалилась! Космос – мрак! Планета – мрак! И все засранцы, что живут здесь, – тоже мрак! Один я, облагодеянный осиянностью в предвечном озарении, средь них останусь, истину неся! Мучения и горе ждут меня! Но я не сдамся, я не улечу! И победю… и побежу… и растопчу все зло! Прощайте, негодяи! Я вас проклял, но обиды нет во мне! Есть свет, есть ум, есть честь, есть воля, есть державность и народность, есть святая вера – та, что мне завещана отцом когда-то! Разными отцами… С ними я не пропаду! А вы, а вы… Да тьфу на вас!

Он повернулся и исчез в проеме люка. Впрочем, дверцу запереть сумел не сразу. Волновался.

Заработал винт, и старенький летучий драндулет, немного поплясав среди лужайки и скрипя всем корпусом, с натугой начал подниматься.

Вскоре он исчез из виду.

– Вот теперь, – сказал с красной повязкой, – можно отправляться в путь и нам.

Пыль улеглась, и видно было, как аборигены, поминутно нагибаясь, будто отбивая низкие поклоны, подбирают брошенные в драке вещи.

– Ценят, – одобрительно отметил капитан. – Ракетный скарб – неповторимый, штучный. Что-то пропадет – глядишь, и остальное тоже невпопад работать станет. Всё должно быть на местах. Тогда – порядок.

Он прощально-ласково, игриво даже потрепал по мраморной щеке валявшийся у ног любезный сердцу бюст. Тот подмигнул и просигналил огоньками: климат на планете – то, что надо…

– Сказать: пусть заберут? – с сомнением добавил капитан. – А то, неровен час…

– Увидят сами, кэп, не беспокойся, – отмахнулся Ривалдуй. – Такие, – он зорко поглядел на суетящихся аборигенов, – ничего чужого без присмотра не оставят. А свое – тем паче. Так что, кэп, прощайся – и вперед!

С бархатной нашлепкой с любопытством вслушивался в разговор.

– Неужто у вас что-то сохранилось? – удивился он.

– Нет, абсолютно ничего, – звенящим голосом ответил Пупель Еня. – Только – личные предметы. Так сказать, чисты перед законом.

– Ну, насчет закона мы еще посмотрим… – С бархатной нашлепкой сделал неопределенный жест рукой, истолковать который можно было как угодно.

– А вот этот агрегат? – спросил с красной повязкой. – Тоже – личный предмет? Или из ракетного реестра?

Спейсотусовщики уставились на лингвоперчик, будто видели его впервые. Как они забыли?! Ведь переводящая машина так вписалась в повседневный быт, что ее уже почти не замечали…

– М-да, придется отдавать. Вот незадача! – Капитан поскреб макушку. – Лингвоперчик в описи ракеты – очень важный элемент экипировки. От нее неотделимый. Да и по любому… Не переть же эту страсть с собой! Сдается мне, ребятки, мы теперь надолго онемеем.

– Надобно учить язык, – развел руками Ривалдуй. – Морока та еще, но никуда не деться.

– Если б это было худшее, что ждет нас впереди! – философически заметил Пупель Еня.

Пункт первый

С ровным дробным стуком тарахтели моторы, тускло помигивали на обшарпанном пульте индикаторные лампочки, скрипела на ветру обшивка – ковыляя на воздушных ухабах, точно престарелый мерин, вертолет неуклонно приближался к столице.

Начальники, похоже, с облегчением вздохнув – ну, наконец избавились от прежних подопечных, можно и расслабиться, душою отдохнуть, ведь с новыми-то все официальные дела пойдут потóм, гораздо позже! – оказались необыкновенно общительными людьми.

Не просидев спокойно и десяти минут, они вдруг зашушукались, забегали по вертолету, безумно его сотрясая, а потом с бархатной нашлепкой откинул свою лавку и извлек из-под нее нечто тикающее и бесформенное, несколько раз повращал на коленях, треснул кулаком, на своем диалекте смачно чертыхнувшись или просто выразивши суть, и тогда из этого «нечто» раздалось простуженное: «Г-гым-да?».

Начальнички просияли, обернулись к космонавтам и, тыча пальцами в диковинный агрегат, несколько раз утвердительно повторили одно и то же.

– Чего-чего? – не понял Ривалдуй, на всякий случай чуточку отодвигаясь. – Вы для кого чудите? Для себя или для нас?

– Перевожу! – ликующе прошамкала машинка. – Излагаю! Все языки! Пятьдесят слов!

И в тот же миг начальники заговорили…

Дикая лавина звуков и каких-то тарабарских фраз исторглась из их глоток и захлестнула бедных пленников.

Тараторили начальники с непостижимой быстротой, перебивая друг друга, размахивая во все стороны руками, весело пихаясь, ухая и ежесекундно давясь от смеха.

– Анекдот! Анекдот! – судорожно хрипел машинный переводчик и вслед за этим начинал уж совершенно непристойно булькотать, урчать и хлюпать.

Наверное, это был какой-нибудь изрядно бородатый, но лелеемый начальством местный анекдот, который, к случаю, преподносился всем без исключения новоприбывшим. Для протравки духа в некотором роде…

Приписка на полях:

Так теперь и наше, с позволения сказать, начальство: в кого ни плюнь – дурное. Экспедиция много вреда нашей администрации принесла. Приспособила! Таков, к примеру, Бумдитцпуппер.

Соль анекдота космонавты так и не сумели разобрать. Ни впоследствии, ни тем более – сейчас.

Они сидели грустные и только потихоньку морщились от всей этой какофонии.

– Домой хочу, – тоскливо молвил Пупель Еня. – Дома – хорошо…

– Не ной! – пришикнул капитан. – Когда еще придется навестить столицу?

– Лучше б – никогда, кэп. Хватит. Это я тебе серьезно говорю, – заметил Ривалдуй. – Конечно, мы – спейсотусовщики, нам море по колено, но – не до такой же степени!

– Ну, правильно, сейчас я соберусь, до сотни досчитаю – и отправлю вас обратно на Лигер, со всеми потрохами! – разозлился капитан. – Что, у меня в заднице для вас особая ракета спрятана, да? На особой тяге? Так какого черта?!

– Никакого. Уж нельзя и попечалиться чуток! – пожал плечами Пупель Еня.

– Пусть печалится, кэп, – вставил Ривалдуй. – Всё радость человеку…

– Совершу переворот, – пообещал Матрай Докука, – мигом погоню взашей – обоих. Так и знайте.