Одновременно последовало усиление британского Средиземноморского флота четырьмя линкорами и авианосцем «Игл», а его командующий адмирал Э. Кэнингхэм перенес свой флаг с Мальты на линкор «Уорспайт», с базированием на Александрию (Египет). Однако главной «его целью было вырвать контроль над центральным бассейном у противника, чтобы сделать невозможной доставку снабжения итальянским войскам в Африке, а также обеспечить морские коммуникации английской армии Нила Географическое положение баз сильно сокращало наши шансы на перехват вражеских конвоев. Также невелика становилась возможность навязать бой вражескому флоту, если он не пожелает этого. Единственным вариантом оставалось использование Мальты, господствовавшей над узостями» (Роскилл. С. 176). В связи с последними свидетельствами напомним читателю, что расстояние между основными базами итальянского флота в Европе и Африке достигало 300 миль, тогда как расстояние до Александрии превышало эту величину примерно вдвое, и даже наличие у Кэнингхэма двух авианосцев («Илластриес» и «Игл») не устраняло этот недостаток, несмотря на уверенность адмирала связать итальянцам руки, чему способствовал также перевод соединения Эйч (командующий адмирал Д. Сомервилл) в Гибралтар.

До Компьена сходным образом также действовали и французские моряки: с конца апреля 1940 года в ожидании активных действий Италии французские линкоры «Страсбург» и «Дюнкерк» были переведены в базу Мерс-эль-Кебир (район Орана, Алжир) в сопровождении эсминцев, еще три линкора («Лорень», «Бретань» и «Прованс») стали на якорь в Александрии, хотя два последних позднее также перешли в Мерс-эль-Кебир. Таким образом, общая численность британского флота в это время на Средиземном море составила четыре линкора, один авианосец, семь крейсеров, 22 эсминца и 12 подводных лодок, из которых половина базировалась на Мальту. Казалось бы, союзный флот превосходил флот Муссолини, однако такое соотношение уже в самом ближайшем будущем оказалось нарушенным.

На этом фоне приказ британского Адмиралтейства досматривать все итальянские суда начиная с 23 мая в поисках военной контрабанды стал событием второго порядка, но вызвал ответные меры Муссолини, который с 6 июня объявил воды за пределами 12-мильной прибрежной зоны опасными для плавания. В полночь с 11 на 12 июня Италия объявила войну Англии и Франции. Она сделала это, дождавшись окончательного поражения Франции и эвакуации войск союзников из Дюнкерка, опасаясь при победе Германии остаться без трофеев. Обычный артиллерийский офицер с одного из рядовых эсминцев нашел достойное определение для такого деяния: «Именно здесь Муссолини продемонстрировал свою шакалью натуру» (Дивайн. С. 261). Рядовой боевой офицер мог позволить себе образные сравнения, в отличие от дипломатов.

Но перед британским правительством во главе с Черчиллем после капитуляции Франции в Компьене и прихода к власти правительства Виши во весь рост встала перспектива перехода флота бывшего союзника под контроль Гитлера, что создавало совершенно новую обстановку. Требовалось найти немедленный ответ самым решительным и бескомпромиссным образом. Так в недрах Адмиралтейства родился план «Катапульта», текст которого, выдержанный в самой ультимативной форме, был вручен командующему французскими кораблями в Мерс-эль-Кебире 3 июля 1940 года адмиралу Жансулю:

«А. Идти с нами и продолжать сражаться против Германии и Италии.

Б. Направиться под нашим контролем в один из английских портов, имея на борту экипажи уменьшенного состава…

В. В противном случае, если Вы считаете себя обязанным поставить условие, что Ваши корабли не должны использоваться против Германии или Италии, так как это нарушило бы перемирие, пусть Ваши корабли с экипажами уменьшенного состава отправятся с нами в какой-либо французский порт в Вест-Индии, например, на Мартинику, где их можно будет разоружить или передать под охрану Соединенных Штатов, где они и останутся в безопасности до конца войны, а их экипажи будут репатриированы.

Если Вы отвергнете эти справедливые предложения, я должен с глубоким прискорбием потребовать, чтобы Вы потопили свои корабли в течении шести часов. И, наконец, если это не будет выполнено, я имею приказ правительства Его Величества применить любую силу, которая может показаться необходимой для того, чтобы Ваши корабли не попали в руки немцев или итальянцев» (Нимиц, Поттер. С. 743).

Наверное, спустя почти столетие одинаково трудно представить, как мог появиться «Германо-советский договор о дружбе» от 28 сентября 1939 года с фашистской Германией, так и обмен залпами бывших союзников на рейде Мерс-эль-Кебира в июле 1940-го, но что было, то было! Вот и приходится ломать голову историкам разных стран под поросячий визг пропагандистов в стане былых союзников и противников. Такова «се ля ви», как говорят французы, хотя и по другому поводу.

О серьезности намерений англичан свидетельствовал состав эскадры под командованием вице-адмирала Соммервила: линкоры «Вэлиент», «Худ» и «Резолюшен», авианосец «Арк Ройял», два крейсера и 11 эсминцев. Французские экипажи находились в боевой готовности, но корабли под парами стояли у причалов, лишенные возможности маневра, тогда как британская эскадра за пределами гавани этой возможностью обладала. Переговоры с Жансулем затянулись, и британский адмирал спустя несколько часов получил следующее подтверждение, не оставлявшее сомнений: «Французские корабли должны либо принять наши условия, либо должны быть потоплены нами до наступления темноты». Этот приказ сделал трагедию неизбежной, и она не заставила себя ждать, хотя большая часть британских командиров считала, что при ином раскладе времени они могли бы договориться с французским командованием, несмотря на проявленную им первоначальную неуступчивость, в которой сыграла свою роль давняя неприязнь старых противников на море. Примерно в 18.00 командующий британской эскадрой адмирал Сомервилл приказал открыть огонь.

Спустя пятнадцать минут взорвался старый линкор «Бретань», постройки 1913 года, пораженный четырьмя 381-мм снарядами линкора «Резолюшен», от которых детонировали кормовые погреба – на нем погибли 977 моряков, уцелело лишь 145 человек экипажа. Однотипному с ним «Провансу» повезло больше – он получил лишь два попадания 381-мм снарядами, от которых погибли два моряка, и были затоплены кормовые орудийные погреба. Во избежание гибели был посажен на мель своим экипажем другой линкор – «Дюнкерк», также получивший попадания британских снарядов главного калибра, от которых погибли 56 моряков. Чуть позже он получил дополнительные повреждения при атаке торпедоносцев «Свордфиш». Пяти эсминцам и линкору «Страсбур» удалось вырваться из бухты и добраться до Тулона.

В ответ правительство Виши провело весьма слабыми силами бомбардировку Гибралтара, разорвало дипломатические отношения с Лондоном, но объявлять войну бывшему союзнику не стало, понимая, что не получит поддержки в собственном народе. «Чрезвычайно дорогой ценой Англия гарантировала себя от возможного использования противником значительной части французского флота. Риск был колоссальный. Чем бы всё кончилось, если бы англичане не пошли на него – неизвестно» (Нимиц, Поттер. С. 76). В том же духе высказывается и сам Черчилль, взваливший на свои плечи ответственность за это рискованное и непопулярное решение, предельно четко высказался по поводу операции «Катапульта»: «Англия нанесла жестокий удар по своим лучшим вчерашним друзьям и обеспечила себе временное господство на море. Стало ясно, что английский военный кабинет ничего не страшится и ни перед чем не остановится. Так оно и было» (Черчилль. Т. 1. С. 407).