— Убить, убить они меня хотят, — простонал Эдам. — Не заставляй меня их слушать! — И так далее, и тому подобное. Несмотря на внешнюю вялость и апатию, Эдам был очень упорен в отстаивании своих «жизненных интересов» и ни за что не хотел сказать Шарлотте, как прослушать сообщения. И вдруг ее взгляд упал на ноутбук.

— Эдам, — сказала Шарлотта, — давай-ка я включу твой компьютер. — Протесты, протесты, протесты. — Я включу твой компьютер, Эдам, и посмотрю, есть ли у тебя почта. — Стоны, стоны, хрипы, хрипы, всему конец, конец всему. — Эдам, если ты хочешь, чтобы я осталась, дай мне возможность разобраться, что происходит. Я не собираюсь сидеть здесь в полном неведении. Тебе не придется слушать сообщения, тебе не придется читать сообщения. Я сама их прочту. Если не хочешь — ты даже не узнаешь, что там. Так что, пожалуйста., скажи… мне… свой… пароль.

Этот пинг-понг из просьб и отказов продолжался довольно продолжительное время. Наконец Шарлотта окончательно вымотала ослабевшего Эдама, и тот, сдавшись, выдал ей пароль. Несмотря на усталость и не самое хорошее настроение, Шарлотта не смогла сдержать улыбки. Могла бы и сама догадаться, подумала она. Это было слово «МАТРИЦА».

Шарлотта открыла электронную почту и погрузилась в ее изучение под аккомпанемент стонов, завываний и причитаний Эдама, главным смыслом которых были пророчества о его скорой кончине.

Новые сообщения — ничего себе, сколько их набралось за вчерашний и сегодняшний день. Электронный почтовый ящик буквально разбух от поступивших писем. Список их занял весь экран монитора, и Шарлотте пришлось прокручивать его несколько раз, прежде чем она добралась до конца. Больше всего писем поступило от Грега, несколько от Рэнди, еще несколько от Эдгара и Роджера, четыре от Камиллы, с полдюжины сообщений из рассылки дьюпонтской администрации и очень много сообщений с адресов, которые не говорили Шарлотте буквально ничего. Но имя одного из отправителей она не узнать не могла. Шарлотта кликнула мышкой.

Вскоре к жалобным стонам Эдама присоединились поскрипывания и сердитое шуршание принтера, явно недовольного тем, что его разбудили и заставили работать. Шарлотта еще раз — теперь уже не на экране, а на бумаге — прочла сообщение и, довольно улыбаясь — «ну вот, что я тебе говорила», — помахала листочком перед лицом своего «пациента».

— Не желаешь ознакомиться? — спросила она. — Думаю, тебе понравится. Да что там — я просто гарантирую, что понравится. Никто больше не будет желать твоей смерти, никто не собирается тебя преследовать. Как раз наоборот.

На лице Эдама по-прежнему застыло безумное выражение, но он, по крайней мере, заткнулся; Шарлотта даже удивилась наступившей тишине — ни стонов, ни всхлипов. Она подошла к Эдаму и взяла его безвольно свисавшую с кровати руку. Парень не сопротивлялся, но и не помогал ей. Подняв его руку, Шарлотта вложила в нее листок и один за другим загнула пальцы.

Эдам словно не замечал, что с ним происходит… впрочем, вырываться он тоже не спешил…

— Обещаю, Эдам, это тебе понравится. Ты будешь в восторге, честное слово.

Шарлотте показалось, что прошло как минимум несколько минут. Наконец Эдам сподобился повернуть голову и посмотреть на зажатый в кулаке листок бумаги. Вид у него при этом был такой, словно он обнаружил у себя в руках неизвестно откуда взявшегося маленького зверька, пусть и безвредного, но все равно подозрительного. Не отрывая головы от постели, парень медленно согнул руку, поднес бумагу к лицу, поправил очки — действие хоть и рефлекторное, но, по крайней мере, свидетельствующее об определенном интересе к жизни — и стал читать. Шарлотта попыталась представить, что происходит у него в голове по мере получения следующей информации:

Мистер Геллин!

Разумеется, мои принципы и убеждения относительно темы, затронутой в нашей дискуссии, остаются незыблемыми. Тем не менее я не могу не отдать должного вашему гражданскому мужеству, личному бесстрашию и, несомненно, высокому журналистскому профессионализму, с какими вы расправились с этим ультраправым демагогом и врагом гражданского общества — по-моему, такой же точки зрения придерживаются и комментаторы CNN, репортажи которых я смотрел в течение последнего часа. В связи с этим я принял решение воздержаться от каких-либо действий, которые могли бы тем или иным образом скомпрометировать проделанную вами блестящую работу. Можете считать обсуждавшийся нами инцидент исчерпанным, а дело — закрытым и забытым. Примите мои искренние поздравления. Желаю вам сил в дальнейшей борьбе не только с огнем, но и с причинами возгорания. Только на нашей борьбе еще и держится этот мир. Помните о судьбах «ПК» — пленников концлагеря этого мира. Как преподаватель, не могу не пожелать вам дальнейших успехов в учебе.

Джером П. Квот

Эдам приподнялся на локте и некоторое время смотрел на Шарлотту недоверчивым взглядом. Затем он стащил ноги с кровати и перешел в сидячее положение. Не отрывая взгляда от Шарлотты, он позволил себе улыбнуться: слабая, неясная, полубезумная — но все же это была улыбка, а не гримаса скорби.

Шарлотта не слишком хорошо помнила, что было написано в Библии о том, как выглядел воскрешенный Лазарь, восставший из мертвых. А может быть, там вообще ничего об этом не было сказано. Но сейчас это не имело значения: скорее всего, воскресший покойник выглядел именно так, как Эдам Геллин в данную минуту.

Так уж получилось, что в половине девятого, когда Джоджо уже отбыл обязательные часы в учебном классе команды, его занесло в читальный зал библиотеки. Перед ним лежала книга, из которой Джоджо успел уяснить для себя, что Платон «являлся достойным и полноправным наследником» Сократа. Не успел он свыкнуться с этой мыслью, как буквально в этом же абзаце наткнулся на рассуждение о том, что в некотором смысле Платон «не являлся достойным и полноправным наследником» Сократа. На этом месте Джоджо «завис» — он никак не мог въехать, почему все эти великие люди, ученые-философы и историки философии, не могут написать ни одной фразы так, чтобы сказанное в ее начале не противоречило тому, что говорится в конце. Его рассеянные, бродившие по кругу мысли были потревожены неожиданным телефонным звонком.

Вот дерьмо! Мало того что здесь, в читальном зале, вообще было принято отключать мобильники либо по крайней мере ставить их на виброзвонок… так ко всему прочему из его телефона еще и раздалась в качестве рингтона обработанная на компьютерном синтезаторе «Тема из „Рокки“»… да-да-а-да-а-а… да-а-а-да-а-да… Не ответить Джоджо просто не мог. Он быстро отодвинул стул, воровато оглянулся, спрятал телефон между колен, нажал на кнопку приема звонка и нырнул вместе с телефоном под стол, делая вид, будто ищет там что-то упавшее. Прикрыв трубку ладонью, он вполголоса сказал:

— Алло?

— Ну и как поживает мой древнегреческий друг шведского происхождения родом из Нью-Джерси?

Тренер никогда не представлялся, не говорил: «Это Бастер Рот» или хотя бы просто: «Это тренер» — в общем, не произносил ничего такого, из чего бы следовало, кто именно звонит. В этом не было необходимости, особенно если он звонил кому-нибудь из команды или из своего окружения. Джоджо инстинктивно напрягся — но, судя по интонации тренера, особых неприятностей от этого разговора ждать не следовало.