Доггет приветствовал графа радостно, даже с облегчением, и пригласил его на разговор в укромный уголок. Там он с любезной улыбкой сообщил, что жена и дочь скоро спустятся, и осведомился, не угодно ли Сент-Джеймсу кое-что обсудить, пока их нет. Намек был прозрачен, граф учтиво попросил руки его дочери.

– Я не могу решать за нее, – ответил бостонец, – но мне вы кажетесь неплохим человеком, лорд Сент-Джеймс. Но как отец я обязан задать несколько вопросов. Полагаю, вы в силах ее обеспечить?

Граф тщательно подготовился к ответу.

– Мистер Доггет, наше состояние серьезно уменьшилось. Доход от земель невелик, хотя у меня есть иные капиталовложения. Но дом и Боктонское поместье в полном порядке. Есть и другое – фамильные драгоценности, например… – Он был слишком хорошо воспитан, чтобы добавить очевидное – титул.

– Значит, на жизнь хватает?

– О да.

Это была правда – на время.

– И вы искренне любите мою дочь саму по себе? Ибо я верю в это, лорд Сент-Джеймс. Верю твердо. И в бедности, и в богатстве, как говорится.

– Несомненно.

Граф напомнил себе, что откровенная ложь не является ложью, если оправдывается галантным отношением к даме.

– Это хорошо. Конечно, я не могу отрицать, что со временем у Нэнси появятся собственные средства, – осторожно заметил бостонец и не продолжил лишь потому, что узрел мистера Сезара Рица, деликатнейшего из управляющих, чье появление незваным выглядело странно.

– Прошу прощения, сэр, – негромко вмешался тот и вручил Доггету листок бумаги, на который американец взглянул с раздражением.

– Не сейчас, мистер Риц!

– Извините, сэр. – Управляющий не шелохнулся.

– Сказано – позже! – рявкнул Доггет.

– Сэр, вы обещали разобраться с утра, – напомнил Риц. – Мы поняли это, как только вы прибыли… – Доггет уже метал в него взглядом молнии, но тот был непреклонен. – Сэр, ваши жена и дочь прожили здесь несколько недель. Так продолжаться не может.

– Вам отлично известно, что в этом нет никакой беды.

– Сэр, мы получили ответ на запрос, направленный вашим банкирам в Бостоне.

Тут Доггет побледнел. Сент-Джеймсу почудилось, будто американец вдруг резко постарел. Тот растерялся. Затем огрызнулся:

– У меня еще остался в Бостоне дом, мистер Риц. «Савою» заплатят, вам только нужно чуточку подождать. Мне всяко придется съезжать через день или два. – Он в некотором смущении глянул на Сент-Джеймса. – Боюсь, я неудачно распорядился финансами, лорд Сент-Джеймс. Похоже, вылетел в трубу. Но повторяю, что не теряю надежды в положенный срок поддержать Нэнси. Я не так уж стар. Сколотил состояние один раз – сколочу и второй. Не желаете ли проехаться за компанию? – предложил он с сердечностью, намекнувшей на отношения родственные.

Но граф Сент-Джеймс не то от смущения, не то по иной неотложной причине извинился и поспешил ретироваться.

После его ухода мистер Доггет какое-то время молчал, печально качая головой. Затем поднял взгляд на Сезара Рица:

– Благодарю вас, мистер Риц.

– Все получилось удачно, сэр?

– О да. Думаю, мы его выкурили.

Письмо было написано красивым почерком – изящным и ученическим, но в то же время откровенно мужским. Мэри Энн распечатала его в присутствии Вайолет.

– Это от полковника Мередита! – вырвалось у нее.

– О, мама! – Девушка наградила ее в высшей мере неподобающим, по мнению Мэри Энн, взглядом. – Что же он пишет?

– Что через две недели выступит в «Хэтчардсе» со своими поэтическими переводами с фарси. Вход свободный, но он решил уведомить нас на случай, если нам интересно.

«И до чего же умно», – подумала она. Приглашение на свидание, но совершенно невинное, случись кому-то увидеть. Даже незачем отвечать. Никаких обязательств. Можно пойти с Вайолет, можно и в одиночку. Или вообще не ходить, как требовал от нее долг – она прекрасно понимала это. Каким бы ни было решение, она пожалела, что не сдержалась при дочери.

– Мама, ты пойдешь?

– Вряд ли, – ответила Мэри Энн.

Такая гора событий навалилась в последние дни, что Эстер Силверсливз и не помнила, когда у нее было столько пищи для размышлений.

Визит Горэма Доггета внес несомненную сумятицу в обыденный ход вещей. Через три дня после Рождества ее сына пригласили в «Савой» и засадили за кипу юридических документов. Что до Арнольда, тот никогда еще не был так занят. Муж был уже в годах, и она беспокоилась, но Силверсливз выглядел очень довольным.

– Ну и смелые же мечты у этих американцев, – заметил он ей. – Вот бы всю жизнь на таких работать!

А самым удивительным стало то, что уже на следующий день бостонец спросил у ее зятя Пенни, не хочет ли его сын отправиться с ними в круиз.

– Собрать пожитки по свистку, взойти на борт в Саутгемптоне и на три месяца – по Нилу! – взволнованно сказала ей Гарриет Пенни. – По-моему, он хочет, чтобы наш сын составил компанию его дочери. И тот поедет!

– Боже мой! – поразилась Эстер. – Мы точно сядем не в свои сани!

Печально и даже немного тревожно было то, что сразу после Нового года вернулась «Катти Сарк», легко обойдя остальных, тогда как о «Шарлотте Роуз» не приходило никаких известий.

– С ним все в порядке, – сообщила о муже сестра Шарлотта, когда Эстер навестила ее в Кэмбервелле. – Он всегда возвращается.

Но Эстер видела ее беспокойство.

Менее важным, зато престранным, стало мелкое происшествие, имевшее место тремя днями раньше. Телефонная связь, налаженная в последнее десятилетие, заворожила Арнольда Силверсливза меньше, чем электрические поезда и канализационные трубы, но все равно привела в восторг. Новшество стремительно распространилось в зажиточных столичных кругах, и Арнольд поспешил купить аппарат, как только телефонизация затронула Хэмпстед. Многие провинциальные города оставались недосягаемы, но он заверил жену, что это вопрос времени.

Она же гадала, кому мог принадлежать незнакомый женский голос. Звонок раздался три дня назад.

– Миссис Силверсливз?

– Да?

– Вы дочь покойного мистера Сайласа Доггета из Блэкхита?

Стоило Эстер ответить утвердительно, звонившая повесила трубку. Эстер задумалась об этом в сотый раз, когда позвонили в дверь и горничная через минуту доложила:

– Мэм, вас хочет видеть мисс Люси Доггет.

Люси настояла на приватной беседе. Эстер прикинула, не отказать ли ей вовсе, но любопытство пересилило, а скромно одетая старуха выглядела достаточно безобидно. Люси два дня собирала одежду, занимала ее по знакомым, чтобы смотреться прилично. У экономки викария она позаимствовала даже ботинки размером меньше, чем нужно, и чуть не плакала от острой боли после того, как прошагала от омнибуса целую милю. Но в сером пальто, черной шляпке, простом черном платье и чистых коричневых чулках она могла сойти за почтенную экономку или отставную камеристку.