– Убью, если так и дальше пойдет, – отозвался Перси. Сострил, как ему показалось. Он глянул на девушку – оценила?

Перси Флемингу везло. Четвертое поколение потомков Джереми Флеминга, служившего клерком в Банке Англии, насчитывало тридцать душ. Как во всякой семье, одни преуспели, другие – нет. Многие покинули Лондон. Отец Перси и Герберта держал табачную лавку в Сохо, восточнее Риджент-стрит. Теперь там было оживленное место. Когда Перси был маленьким, Комитет по социальным службам построил в Сохо две большие дороги: Чаринг-Кросс-роуд, протянувшуюся на север от Трафальгарской площади, и Шафтсбери-авеню, которая шла до Пикадилли-серкус, и вскоре место уже изобиловало театрами. Но если Герберту всегда нравился эпатажный, театральный Сохо, то Перси тянуло на более тихую сторону Риджент-стрит, на западе впадавшую в сонный Мейфэр. Там и по сей день попадались солидные старые фирмы гугенотских часовщиков и ремесленников, но главным занятием стал пошив одежды, которым занимались ателье, рассыпанные вокруг улицы Сэвил-Роу за старым Берлингтон-Хаусом.

Отец Перси, хотя и торговал табаком, знал многих оттуда. «Это место называют золотой милей, – говаривал он Перси. – Мне стоит только глянуть на покупателя, и если он в костюме из Уэст-Энда, я сразу узнаю». Когда же речь заходила о появившемся в продаже новомодном готовом платье, на вогнутом лице Флеминга появлялось тихое презрение и он вещал: «Господь не создавал людей одинакового размера. У каждого свои формы и стати. Знатно пошитый костюм сидит так, что человек его вовсе не замечает. А типовой не будет стильным, даже если перекроить». Перси видел, что отец даже прятал свои лучшие сигары от покупателей в готовых костюмах.

Золотая миля казалась Перси волшебным местом. Ребенком он наблюдал за подмастерьями и курьерами, разносившими образцы и служившими на побегушках. Благодаря отцу он познакомился с закройщиками, важнейшими птицами во всех кругах, чертившими на плотной коричневой бумаге индивидуальные выкройки, которые после сохраняли и вешали на веревочке на случай нового заказа. Никто не удивился тому, что Герберт натешился с театром и пошел в клерки. Зато Перси охотно отправился на пять-шесть лет в ученичество к портным. А когда, все сделав самостоятельно, уговорил мастера взять его и пришел сообщить отцу, старший Флеминг был искренне потрясен.

– Том Браун! – восхитился он. – Вот это, Перси, настоящий портной для джентльменов!

Перси провел у Тома Брауна шесть счастливейших лет, постигая портняжное искусство и обнаруживая столь славные способности, что на исходе срока мистер Браун предложил ему хорошее место. Но Перси решил иначе. Такие, как он, умелые портные нередко открывали собственное дело. Молодой человек был уверен, что Том Браун и впредь не откажется от его услуг, а он, работая на себя, сможет брать заказы и у других мастеров. С хорошими руками и при готовности трудиться долгие часы можно было сохранить независимость и выручить больше, чем под началом. Но главную роль сыграл Герберт.

– Мы редко видимся, Перси, – сказал тот, – а кроме тебя, родных уже и нет. – (Их родители умерли в конце минувшего века.) – Переезжай поближе к нам с Мейзи! В Кристалл-Паласе воздух намного чище. Тебе с твоим кашлем полегчает.

После Великой выставки громоздкий Кристалл-Палас демонтировали, группа предпринимателей купила его в разобранном виде и воссоздала в отличном месте на длинной гряде милях в шести на юг от реки, которая образовала южную губу Лондонского геологического бассейна. До недавних пор там были в основном леса и поля. Соседний Джипси-Хилл полностью соответствовал своему названию.[79]На южных склонах гряды дома и поныне быстро сменялись открытым пространством, которое, сколько хватало глаз, простиралось до лесистых хребтов Сассекса и Кента. Но верх, откуда открывался великолепный вид на Лондонский бассейн до дальних холмов Хэмпстеда и Хайгейта, теперь был занят улицами с особняками среди просторных садов повыше, скромными домами и загородными виллами пониже. Вдали от лондонского смога дышалось превосходно. Кристалл-Палас, как теперь назывался этот район, был лакомым местом, и Герберт с его женой Мейзи жили там с самой свадьбы.

– Станция рядом. Я каждое утро езжу поездом в Сити, – расписывал брат. – Но есть и другой, до вокзала Виктория. Точнехонько Уэст-Энд. Ты доберешься от двери дома до Сэвил-Роу за час.

Герберт был прав насчет кашля. Лондонские туманы в последнее время сказывались на Перси. А если он собирался уйти от Тома Брауна и работать на дому, ему не понадобится ежедневно ездить в Лондон. Но все-таки переезд предстоял нешуточный, и Перси колебался.

Иногда он встречался с Гербертом по субботам – тот работал в Сити и заканчивал в два часа пополудни. Сегодня братья перекусили в пабе и решили пройтись, благо осенний денек выдался на славу. Но Герберт не заговаривал о будущем Перси, пока не указал на большое сооружение напротив Лондонского камня, что на Кэннон-стрит:

– А ну-ка взгляни! Ты знаешь, что это такое!

Железнодорожный вокзал «Кэннон-стрит» внушал почтение. Он занял бо́льшую часть места, где, когда дорога еще называлась Кэндлвик-стрит, проживали ганзейские купцы. А тысячу лет назад – да, именно так – здесь стоял дворец римского губернатора. Оживленный вокзал располагал собственным железным мостом через реку.

– Отсюда, Перси, я еду до Кристалл-Паласа. – И его прорвало. Они миновали Биллингсгейт, дошли до Тауэра, а Герберт все уговаривал. – Перси, ты очень бледен. Тебе нужно уехать. Мейзи и жену обещала найти. Она говорит, что знает несколько милых девиц. Но все они хотят жить там. Ты и заработаешь больше!

И наконец, когда братья вступили на Тауэрский мост, вздумал валять дурака.

– Ох, да ладно! – воскликнул Перси. – Поеду.

– Решился! – издал вопль Герберт. И обратился к зевакам: – Леди и джентльмены, вы свидетели! Мистер Перси Флеминг сию секунду пообещал оторваться от корней и перебраться в целительную среду… – Он перешел на опереточный стиль. – То есть в изысканный край, чистый и светлый, обитель сливок общества, где кисельные реки и молочные берега, венец творения. Я говорю, разумеется, о Кристалл-Паласе…

Спору нет, Герберт был еще тот шутник.

Перси огляделся и с облегчением увидел улыбки. Но Герберт еще не закончил.

– Мадам, – он направился к девушке, которую уже приметил Перси, – не могли бы вы засвидетельствовать, что мой брат, знаете ли, весьма уважаемый человек и, – театральным шепотом, – нуждается в супруге – согласился на проживание в Кристалл-Паласе и передумать не вправе?

– Пожалуй, – улыбнулась она, и Герберт издал короткий победный клич.

– Ну так пожмите с ним руки, – потребовал брат; девушка нерешительно протянула затянутую в перчатку руку, и Герберт позвал: – Иди-ка сюда, Перси. Вот так!

Затем он взялся за другого зрителя – поразительно, как легко у него выходило, и люди не возражали, – а Перси остался наедине с девушкой.