В начале августа 1945 г. 17-летний солдат Александр Леонтьев, сын работника НКВД, был откомандирован из отдельного батальона Забайкальского фронта на границу в поселок Старый Цурухайтуй, где под видом рыбака, вышедшего на берега вспучившейся от ливней Аргуни, проверял уровень воды напротив японской заставы. Вечером 8 августа он, как и было приказано, вернулся в штаб с собранными данными.

Спустя десять минут после полуночи передовые отряды пограничников и саперы, которых вел по своим крокам Леонтьев, перешли реку и уничтожили вражескую заставу. А на рассвете уже части 36-й армии, всю войну сдерживавшие здесь японцев от нападения на СССР, пошли в Маньчжурию по пяти переправам, одна из которых была наведена с учетом данных, собранных юным солдатом. Началась операция по разрушению стойкой обороны на подступах к Хайлару, где, по сведениям разведки, был мощнейший укрепрайон, что и подтвердилось в ходе штурма. Подавление его, как и планировалось командованием, заняло 10 дней тяжелейших сражений.

Не менее трудным было и освоение армией ситуации на освобождаемых территориях. Мощная разведка компенсировала изъяны закрытой зоны и точно прогнозировала события и их развитие. На предварительном этапе ей крайне трудно было собирать сведения в Маньчжурии, оккупированной милитаристами, опиравшимися исключительно на белоэмигрантов. Там могли легализоваться только те, кого знала и за кого могла поручиться осевшая в этом районе «белая кость» – выходцы из семей купцов и золотопромышленников Забайкалья и Приморья. К тому же наши агенты знали, что в случае малейшего подозрения их упекут в клетки вивариев пресловутого бактериологического центра. Но, пользуясь различными связями, они шли через границу, легализовывались там и, балансируя между жизнью и смертью, добывали ценнейшую информацию о строительстве дорог, мостов, увеличении выпуска цемента, о переселении китайцев приграничья в южные районы… Все это позволяло воспроизводить картину происходящего за «железным занавесом» самураев, готовившихся к войне с СССР.

С переходом Аргуни контрразведчики не прекратили работу. Теперь им предстояло обезвредить базы, подготовленные противником на случай поражения и перехода к партизанской войне силами смертников. Работать оперативно требовал и… приказ военного министра Японии от 14 августа, предписывавший милитаристам уничтожить все следы прежних преступлений, особенно – уличающие их страну в подготовке к бактериологической войне. На этот приказ СМЕРШ вышел, столкнувшись с фактами массовой маскировки военных преступников под коммерсантов и врачей. Переодетым военным и ученым, не сумевшим бежать на острова, предписывалось скрыться без следа от советской контрразведки. Иными словами это значило: в критический момент покончить с жизнью. Те, кто не захотел поступить так, и рассказали о страшном приказе. Захваченные в плен смертники сообщали: им гарантировано возвращение домой, если они выйдут на тайники, вынут из них фарфоровые бомбы и заложат их под колеса русских колонн – с таким «пропуском» они получат право подняться на корабли, якобы ждущие в Ляодунском заливе. Но залив уже был блокирован, император призвал войска к капитуляции, а ничего этого не знающие летучие отряды шли за командирами-фанатами на выполнение абсурдной и опасной для континента задачи. Наконец, и сложная операция по обезвреживанию отряда поручика Сибаты, в котором было до 400 профессиональных убийц, приспособленных к выживанию в пустыне Гоби и опиравшихся на монгольских лам и их храмы, дала понять СМЕРШу, что угроза локальной бактериологической войны остается высокой.

Вот почему с передовыми отрядами Красной Армии непременно шли врачи-бактериологи. При одной из лабораторий находился и юный боец Саша Леонтьев. Вместе с охраной он собирал для ученых пробы в водоемах, колодцах, среди скота. Понимал, что так выявлялись зараженные участки и полигоны бывших лабораторий.

Противник заметил работу лаборатории на колесах, и лишь только четыре машины отошли в районе тоннеля Хинганского перевала от боевого прикрытия, на них тут же напали камикадзе. Жестокий бой длился до подхода регулярных сил. С тех пор бактериологов опекали надежно, что позволило им обследовать все подходы до Чанчуня, оперативно составить карту зон, указывающую и на места возможных выходов диверсионных отрядов противника.

Казалось, война для юного солдата закончилась: его вернули в батальон, который готовился к зиме выйти из Харбина в Забайкалье. Но контрразведка просила ученых собрать максимум сведений о бывшей фабрике смерти. Такие данные можно было получить от плененной охраны лабораторий, и особенно – у населения, познавшего на себе силу и тайну страшного оружия. Таким образом лаборатории на колесах с сотрудниками оказались под Ванъемяо, где уже был создан один из крупнейших лагерей военнопленных, предназначенных для их вывоза в Сибирь. Юному солдату поручалось войти в круг ровесников из семей белоэмигрантов и с их помощью собирать крупицы нужных данных.

В результате большой и разноплановой работы удалось установить и доказать юридически сведения довоенной агентуры о том, что в Харбине еще в 1933 г. был создан секретный научно-исследовательский центр – «отряд Камо», который затем стал носить имя адмирала

Того, командовавшего в Русско-японскую войну флотилией под Порт-Артуром и в Цусимском сражении. Были зафиксированы и показания о том, что летом 1938 г. тысячи военнопленных китайцев построили особую военную зону – городок за колючей проволокой и под током высокого напряжения. Японские военнопленные восстановили облик этого (уничтоженного ими) городка: там размещались аэродром, электростанции, жилые помещения на 3 тыс. человек, железнодорожная ветка, многочисленные лаборатории, спортивный комплекс, тюрьма на 100 человек, печь для сжигания трупов и синтоистский храм. Они даже подтвердили, что все работавшие на создании центра подготовки и ведения бактериологической войны были уничтожены…

Подтвердились и были официально зафиксированы факты перевода этого отряда в подчинение Квантунской армии под видом управления по водоснабжению частей, хотя к началу Второй мировой войны он уже массово проводил различные испытания над людьми и животными Внутренней Монголии и Китая… Подробности об этом солдат Леонтьев и его товарищи вылавливали для СМЕРШа в разговорах с местными ровесниками-россиянами.

Изучение полученных данных позволило установить и конспиративную квартиру отряда. Она находилась в Харбине под вывеской пансионата «Березка». Местное население из русских эмигрантов помогло вычислить жандармов, контролировавших действия каждого визитера и оберегавших режим секретности центра. Когда наши следователи напомнили пленным японским генералам о подлинной сути «Березки», те, уже в ожидании суда, дали показания о том, что после перехода Красной Армией границы ученых и их научные материалы эвакуировали в метрополию, а также о том, что подобные базы были в Хайларе, Линьхоу, Суньу, Муданьцзяне. Генералы объяснили и то, почему охрана отряда не подчинилась приказу покончить жизнь самоубийством и унести с собой его тайну. Все это стало основой доказательств преступлений отряда № 731.

В 1949 г. все эти материалы были представлены как официальное обвинение Японии в разработке, производстве и применении бактериологического оружия. В ходе суда командующий Квантунской армией Ямада и другие высшие офицеры признались, что планировали такие удары по Хабаровску, Благовещенску, Уссурийску и Чите – сюда намечалось сбросить сосуды с чумными блохами, а также распылить с самолетов бактерии сибирской язвы и холеры. А генерал медицинской службы Кавасима показал: «В 731-м отряде широко проводились эксперименты по действию смертоносных бактерий на живых людях. Материалом для этого являлись заключенные китайцы и русские, которых органы японской контрразведки обрекали на истребление». Суд также доказал, что в отряде проводились и опыты, подобные фашистским экспериментам над людьми в концлагере Дахау. В частности, изучали пределы выносливости человеческого организма в условиях переохлаждения, на больших высотах. Для этого людей обмораживали, а затем наблюдали, как наступает гангрена, помещали их в барокамеры, выкачивали воздух, фиксировали на кинопленку агонию.