Низложила она человечество и ввергла во тьму к умершим; среди безмолвных целые холмы сложила из добрословесных. Челюсти гробов отверсты, а двери чертогов заключены.

Наполнились гробы телами умерших, без жителей пусты остались дома; протоптана дорога к мертвым, запустел путь к живым.

Не знают сытости шеол и обитель пагубы, гробы не говорят: довлеет (Притч. 30, 16). Всякий труд, всякое дело прекратились у сынов человеческих.

Оставлены ими имущества и дома, каждый роет себе могилу; день и ночь роют себе могилы и не спасаются от них.

Всякий заботится о том, чтобы приготовить скорее ров своему телу, и ров этот ему приятнее ложа под богатым покровом.

Каждый спешит вырыть столько могил, сколько людей у него в доме; продает все, что ни имеет у себя, только бы приготовить себе погребальные одежды.

И золото, и сокровища – в пренебрежении. Одни только гробы ценятся высоко.

Выносящие мертвых как неиссякающий поток покрывают[128] путь в жилище мертвых; по множеству умирающих недостает и могил, каждый заботится о своей только могиле.

Заботится прежде приготовить для своего праха могилу, а потом уже и для других. Мало земли для могил, вся она изрыта, вся ископана.

Без погребения лежат мертвецы, и тлеющие тела некому отнести в могилу.

Исчезла надежда человеческая, настал день смерти.

Всякий предпочитает (вместо) жизни ископать себе могилу и поселиться в ней, боясь, что если умрет, то некому будет похоронить его прах.

Живые называют блаженными умерших, которые скончались прежде, и потому подобающая воздана им честь, сподобились они обычного погребения.

Смрадной стала земля, в которой заключены мертвецы, потому что вся она наполнилась мертвыми телами. Истлела благолепная красота и обратилась в гной среди мертвых.

Приятность и привлекательность тел в шеоле изменились в червей.

Великий праздник – при гробах; там и живые, и мертвые. Мертвые погребены в земле, а живые плачут при гробах.

Сотлели составы и самый вид человеческих тел, не отличишь ни раба от господина его, ни безобразного от красивого. Как жнец пришла смерть и пожала все человечество.

От матернего лона отторгла она младенцев, из колыбелей похитила детей, пояла юношей с поля и дев из теремов.

Увела обрученных с брачного пира и обратила его в плач и сетование; бездыханными повергла новобрачных и разорила брачный их чертог.

Конец положила ликованиям и песням и исторгла плачевные вопли.

Поспешал иной выйти из города, – и тут встретила и поразила его смерть; другой толкнул в дверь, – и смерть ответила ему из внутренности дома.

Иной проходил по стогнам[129], – и смертью вдруг пресечено его шествие; другой приготовился в путь, – и вот, встала перед ним смерть.

Иной готовит пир, но смерть не дает ему повеселиться; другой бежал от своего господина, настигла его смерть и сделала свободным.

Где кого встретила смерть, там и приготовила ему могилу.

Обезлюдели и запустели дома, а могилы полны даже через край.

У всякого гроба отверста пасть, а у всякого дома затворена дверь. Не стало смеха на земле, исчезла там всякая радость.

Царствуют там плач и воздыхание, усилились сетование и скорбь, болезненно вопиет самая земля и умоляет она Бога:

«Повели, Господи, алчной смерти удержать опустошительную руку свою; я стала как вдова; смертные объемлют меня болезни».

Безлюдными сделались улицы, опустели и необитаемы дома, на стогнах не слышно человеческого голоса.

По милосердию Твоему, Господи, вонми жалобным крикам бессловесных животных.

Гумно плачет о своем владельце; земледелец оставил работу свою; стадо плачет о пастухе; рассеяно, разогнано оно по горам. Уныло ржет конь