чтобы заручиться поддержкой жителей севера Шэн Линъюань лично повел людей через заснеженные горы в замерзшие поселения. Там они должны были встретиться с верховным жрецом. Люди были разобщены, каждый был сам по себе. Многие беженцы с Центральных равнин бежали в Северные земли, защищенные естественным барьером в виде снежных хребтов. В конце концов, они привезли с собой некоторые обычаи Центральных равнин. Шэн Линъюань и его люди прибыли как раз вовремя, чтобы успеть на праздник фонарей. Беженцы мастерили на морозе ледяные фонарики, и вскоре все вокруг заполнилось красными цветами и зелеными ивами9. Они хотели создать улицу нефритовых чайников10, как делали это у себя на родине.

​​​​​​​9 花红柳绿 (huāhóngliǔlǜ) — цветы ― красны, ива ― зелена (обр. в знач.: пышный (о растительности).

​​​​​​​10 玉壶 (yùhú) — нефритовый чайник (для вина).

Дух меча хотел гулять по ярмарке и разгадывать загадки. И у Шэн Линъюаня не осталось другого выбора, кроме как вывести его на прогулку. Быстро шагая мимо прилавков, Шэн Линъюань размышлял о тактике, которую они только что обсуждали с верховным жрецом.

Дух меча чувствовал его рассеянность. Не выдержав, он расстроено воскликнул: «Я был с тобой, когда ты играл в загадки с тем белобородым стариком. Теперь ты можешь немного поиграть и со мной?»

«Ты должен уважать этого белобородого старика. Кроме того, когда это ты был со мной? Стоило верховному жрецу сказать всего два слова, как ты тут же уснул. Не думай, что я этого не заметил», — беспомощно отозвался Шэн Линъюань.

Кроме того, этот дух меча еще и храпел. К счастью, никто кроме маленького принца больше не мог этого слышать.

Дух меча тут же возразил: «Старик тянул слова на восемьсот ли и говорил так, словно призывал души умерших. Как тут прикажешь не заснуть?»

Шэн Линъюань вновь попался на его уловку: «Этот старик — владыка Северных земель и ледника, что тянется на тысячи ли. Еще у него есть три тысячи волков, на каждом из которых он может ездить верхом. Не говоря уже о том, что даже души умерших слушаются его зова. И вообще, мы говорили о делах, а не о загадках».

«Если тебе нечего мне сказать, просто ходи по кругу и отгадывай загадки. Все равно тут больше нечем заняться. Старик беспокоится, что ты оседлаешь волка, желая заполнить гору мечей​​​​​​​11 телами демонов и растопчешь Северные земли, чтобы единолично властвовать над человеческой расой. Но это ведь глупо. Неужели он этого не понимает?»

​​​​​​​11 刀山 (dāoshān) — будд. гора мечей (утыканная мечами гора в загробном мире, на которую бросают грешников).

Шэн Линъюань слабо улыбнулся: «Даже если жители Северных земель и люди с Центральных равнин принадлежат к одному клану, они разобщены. В прежние времена у покойного императора часто возникали ссоры с северными соседями. Но теперь Верховному жрецу не о чем беспокоиться».

«Ты не похож на покойного императора, — не задумываясь, выпалил дух меча. — Ты — владыка людей».

«Что ты сказал?» — ошеломленно пробормотал Шэн Линъюань.

«Я сказал, что ты владыка людей, — голос духа меча звучал звонко и чисто. — Ты обещал Алоцзиню, что закроешь глаза всем, кто погиб напрасно и похоронишь их останки. Ты также обещал, что к Цинмину​​​​​​​12 страна будет твоей и люди смогут вернуться на родину. Когда я получу свое собственное тело, я с радостью обойду три священные горы​​​​​​​13 и шесть рек».

​​​​​​​12 清明 (qīngmíng) — Цинмин, что означает «праздник чистого света», — традиционный китайский праздник поминовения усопших, который отмечается на сто четвертый день после зимнего солнцестояния.

​​​​​​​13 三山 (sānshān) — три священные горы в Китае (Пэнлай, Фанчжан, Инчжоу).

Желая убежать подальше от всех этих изнурительных интриг, Шэн Линъюань поглубже вдохнул весенний воздух.

Тогда он был еще мал, в Дунчуане зацветали груши, и в мире жил юнец, веривший, что он всемогущ.

«Дай мне, дай мне! Я быстро разгадаю эту загадку. Если отвечу правильно, то получу фонарь! — заважничал дух меча. — В этих краях окна всю зиму завешены черной тканью. У тебя так много забот, но ты не можешь спать, пока не зажжешь свет. Позволь мне выиграть для тебя фонарь, чтобы ты мог спокойно уснуть?»

Шэн Линъюань не знал, смеяться ему или плакать. Он все еще чувствовал себя расстроенным и слабым, но ему пришлось на время забыть о лице и составить компанию духу меча. Рынок фонарей​​​​​​​14 был для беженцев лекарством от тоски по дому. Множество написанных на фонарях загадок несли в себе напоминания о доме. Они пришли из разных мест, из разных обычаев. Тот, кто мало и плохо учился, ни за что не смог бы их разгадать. Шэн Линъюань намеренно хранил молчание. Они проследовали из одного конца улицы в другой, но маленький дух меча, до этого настойчиво «уговаривавший его поспать», так ничего и не угадал. Он не на шутку рассердился.

​​​​​​​14 灯市 (dēngshì) — стар. базар фонарей (во время праздника фонарей).

Наконец, владелец одной из лавок узнал юного императора. Намеренно поддавшись, он признал поражение и подарил юноше ледяной фонарь, чтобы тот не возвращался в дом с пустыми руками.

Когда пришло время выбирать, из всех фонарей дух меча выбрал тот, что был в форме бабочки, потому что дунчуаньские шаманы поклонялись бабочкам. Каждую весну дети клана шаманов запускали с вершины горы такие же фонари. Маленький дух меча только-только покинул Дунчуань и еще ничего не знал о мире. Увидев фонарь, он, конечно же решил, что тот должен быть в форме бабочки.

Дух меча был уверен, что «выиграл» его сам. Но такой малыш не смог бы этого сделать. Уходя, они взяли фонарь с собой. К сожалению, когда они достигли перевала, уже вовсю царствовала весна, и к моменту, когда они покинули Северные земли, лед окончательно растаял.

Дух меча ничего не говорил, но Шэн Линъюань чувствовал, что его маленький друг, похоже, впервые столкнулся с силами природы. Он долго молчал и наверняка сильно грустил. После этого Шэн Линъюань больше не боялся потерять лицо. Он вырезал из дерева маленькую бабочку и повесил ее на кисть​​​​​​​15 на конце эфеса меча.

​​​​​​​15 剑穗 (jiàn suì) — кисть на конце эфеса меча (помимо эстетики играла роль противовеса, а также служила для отвлечения внимания противника).

На обратном пути дух меча всю дорогу напевала песенку, услышанную однажды в Северных землях. Это не было песней Северных земель, это была мелодия, объединившая воспоминания беженцев со всех сторон. Все ее части относились к разным стилям, но оказавшись связанными одной мелодией, они гармонично смешались между собой. Мелодия казалась грустной, но закаленный в боях народ севера привнес в нее толику своей живости.

Она