того, чтобы сложить четырехмерный континуум — три пространственных измерения и одно временное — и «открыть» Ворота? Так, во всяком случае, ему казалось, но это могло быть лишь следствием ограниченности возможностей человеческого мозга. Для того чтобы произошло «складывание», не требуется ничего, кроме пустого пространства, но само понятие «пустого пространства» было начисто лишено всякого смысла — он достаточно знал математику, чтобы понимать это.

Если пятое измерение необходимо для того, чтобы «держать» четырехмерный континуум, тогда совершенно очевидно, что число пространственных и временных измерений бесконечно; каждый следующий континуум требовал нового измерения, и так до бесконечности.

Но «бесконечность» — это еще один лишенный всякого смысла термин. «Открытые серии» звучат чуть получше, но не более того.

Еще одно соображение заставляло его предполагать, что существует еще хотя бы одно измерение, кроме тех четырех, которые он способен воспринять, — сами Ворота Времени. Вилсон научился довольно уверенно управляться с ними, но у него не возникло даже самого смутного представления о том, как они работают, или о том, как их удалось построить. Ему казалось, что существа, построившие Ворота, должны были обладать некими сверхвозможностями, выходящими за рамки его понимания. Таким образом, он был вынужден признать, что понять природу Ворот ему не дано.

Вилсон подозревал, что, работая с консолью управления, он использует лишь минимальную часть колоссальных возможностей Ворот, часть, доступную его восприятию. Да и сам дворец мог быть всего лишь одним из трехмерных элементов некой огромной, многомерной структуры. Такая предпосылка могла помочь в его обреченных в противном случае на провал попытках понять удивительную архитектуру дворца.

Вилсона захватило непреодолимое желание узнать побольше об этих странных существах, но «Исполины», которые покорили расу людей и долгие годы управляли ими, построили дворец и Ворота, а потом ушли навсегда. Вилсон оказался здесь, вырванный из своего времени на многие тысячелетия вперед. А для людей, живущих тут, «Исполины» превратились в священный миф, в массу противоречивых традиций и не более того. Не осталось ни одной картины, никаких следов их письменности. Ничего, кроме дворца Норкаал и Ворот Времени, да еще чувства невосполнимой утраты в сердцах расы, которой они управляли, чувства, так хорошо отраженного в том, как они сами называли себя, — Покинутые.

При помощи четырех сфер и отражателя он путешествовал по времени, разыскивая Строителей. Дело было весьма трудоемким. Быстро мелькающие тени, долгие поиски — и бесконечные неудачи.

Однажды он был уверен, что видел тень, на миг появившуюся на экране отражателя. Вилсон перевел время достаточно далеко назад, чтобы наверняка захватить нужный период, затем попросил принести ему побольше еды и стал ждать.

Он ждал три недели.

Возможно, тень проскочила в тот момент, когда он спал. Однако Вилсон был уверен, что находится в нужном временном отрезке; он продолжал свою вахту.

Наконец, он увидел.

Что-то двигалось в сторону Ворот.

Когда Вилсон сумел заставить себя хоть немного успокоиться, оказалось, что он успел пробежать половину длинного коридора, ведущего к выходу из дворца. Он понял, что громкими отчаянными криками почти сорвал себе голос. Его все еще трясло.

Много позднее Вилсон заставил себя вернуться в Зал, не глядя на экран, войти в бокс и быстро вывести все четыре сферы на ноль. Потом он стремительно выскочил из Зала Ворот и направился в свои комнаты. Более двух лет он не входил в Зал Ворот и не прикасался к управляющим сферам.

Что же произвело на Вилсона такое впечатление? Существа на экране не были какими-то слишком ужасными — более того, он даже не мог вспомнить, как именно они выглядели, Однако лишь один раз взглянув на них, Вилсон испытал такое чувство скорби, отчаяния и безнадежности, неизбывной тоски и потери, что даже вспоминать об этом ему было больно. Его эмоциям был нанесен такой сокрушительный удар, что он даже и помыслить не мог о повторении опыта. Скорее устрица научится играть на скрипке, чем Вилсон сможет долго испытывать подобные чувства.

Он осознал, что сумел узнать об «Исполинах» все, что мог узнать человек и не сойти при этом с ума. У него пропало любопытство. Тень тех переживаний на долгие годы разрушила сон Вилсона, наполнив его невообразимыми кошмарами.

Вилсона беспокоила еще одна проблема — его собственные путешествия во времени. Он никак не мог до конца свыкнуться с мыслью, что встречался сам с собой, разговаривал с собой и даже дрался.

Так кто же их них был им самим?

Он знал, что был каждым из них, помнил все эпизоды. Но как быть с теми случаями, когда в комнате находилось более одного Боба Вилсона?

Вилсон был просто вынужден расширить понятие принципа неидентичности — «Ничто не идентично ничему, включая и самое себя», — включив в него понятие эго. В четырехмерном континууме всякое событие абсолютно оригинально, у него есть пространственные и временные координаты. Боб Вилсон, которым он является в данный момент, это совсем не тот же самый Боб Вилсон, которым он был десять минут назад. Каждый был отдельным элементом четырехмерного пространства. Один был во многих отношениях похож на другого, как два ломтя хлеба. Однако они не были одним и тем же Бобом Вилсоном — их разделяло время.

Когда у него появились двойники, эта разница стала хорошо заметной, ведь теперь различие было уже в пространстве, а он устроен так, что мог увидеть это различие, в то время как различие во времени он лишь помнил. Думая о прошлом, он вспоминал превеликое множество разных Бобов Вилсонов: маленький ребенок, подросток, молодой человек. И все они, несомненно, были разными. Единственное, что их связывало в одно «я» — память Вилсона,

Аналогичным образом связаны между собой три — нет, четыре Боба Вилсона, появившиеся в его квартире в один странный суматошный день; он помнил, как был каждым из них. Таким образом, удивительным в результате оказывался лишь сам факт путешествия во времени.

Ну, и еще кое-какие детали — природа «свободной воли», проблема энтропии, закон сохранения энергии и массы. Теперь он понимал, что последние два закона обязательно должны быть распространены на все случаи, в которых Ворота, или нечто вроде них, позволяли перемещаться массе и энергии из одного пространственно-временного континуума в другой. Ведь при переходе они продолжали сохранять все свои свойства. А вот со свободной волей дело обстояло иначе. От этого Вилсон не мог отмахнуться — ведь он сам непосредственно испытал все это — однако его свободная воля раз за разом воссоздавала одну и ту же сцену. Очевидно, воля человека должна рассматриваться, как один из факторов, определяющих процессы