коммерции на Востоке и Западе часто были очень похожи, партнерство было основным инструментом, объединявшим капиталы и навыки как в Европе, так и в Китае или Османской империи; однако одно важное отличие состояло в том, что государство в Западной Европе не только терпимо относилось к торговому капитализму, но и часто открыто поощряло его. За пределами Европы купеческие сети в основном сохранились до XIX века и приспособились к новым вызовам, отнюдь не исчезнув в одночасье с приходом западного капитализма. Одной из их отличительных черт была тесная связь с протоиндустриальным производством. Многие такие сети - например, китайская оптовая торговля хлопчатобумажными тканями во второй половине XIX века - занимались распределением товаров из совершенно разных производственных контекстов и "стадий" промышленного развития: домашней промышленности и ранних фабрик в Китае, а также импорта из-за рубежа.

Еще одним структурным элементом, сохранившимся с XVIII века, стали ниши религиозных и этнических меньшинств, охватывающие разные страны и континенты: Армяне, греки в Османской империи и Египте, парсы в Индии и Центральной Азии, ирландцы и шотландцы в британском мире. Многие из этих групп, среди которых все большее место занимали евреи, энергично воспользовались новыми возможностями, открывшимися в XIX веке. Растущее доминирование европейцев в значительной части мировой торговли не помешало индусским купцам из провинции Синд (современный Пакистан) продолжать налаживать прочные связи во внутренних районах Азии и утвердиться в качестве посредников между китайскими, британскими и российскими интересами. Это была специализация общины Шикапури. Другая сеть, созданная и управляемая купцами из Хайдарабада, переселилась вдоль новых туристических маршрутов последних десятилетий XIX в. и использовала возможности для сбыта экзотического текстиля и восточных ремесел. Такие группы были основаны в основном на родственных связях, хотя некоторые из них носили фиктивный характер. Они не смогли бы добиться такого успеха, если бы не следили за быстро меняющимися рынками и не делали правильных выводов. Политические границы для них практически ничего не значили: они были "транснациональными" по своей ориентации. Трансграничные торговые сети были тесно связаны с теми, что существовали внутри Южной Азии или Китая. Возникновение общеиндийских сетей и расширение деятельности в более отдаленных районах были такими же двумя сторонами одной медали, как и ускорение циркуляции между китайскими провинциями и расширение китайских деловых связей в Юго-Восточной Азии или Америке. Одним словом, азиаты и африканцы были незаменимы в качестве рабочей силы для новой европеизированной мировой экономики, но во многих случаях они также оказались способны идти в ногу со временем как купцы и вносить необходимые коррективы. Гораздо сложнее им было вырваться из подчиненного положения в промышленности и финансах. К началу Первой мировой войны в этих областях преуспела только Япония: ее промышленность все активнее конкурировала с европейцами и американцами на азиатских рынках, а торговые и судоходные компании вышли далеко за пределы родного архипелага.

Старые схемы, новые акценты

В период с 1840 по 1913 г. статистика фиксирует среднее расширение мировой торговли, которое никогда не наблюдалось ранее и было превзойдено только в "золотые" послевоенные годы с 1948 по 1971 гг. В период с 1850 по 1913 год стоимость товаров в постоянных ценах выросла в десять раз, а их объем, который в период с 1500 по 1820 год увеличивался в среднем на 1% в год, в период с 1820 по 1870 год увеличивался на 4,18% в год, а в период с 1870 по 1913 год - на 3,4%. Основная часть международной торговли в этот период осуществлялась между европейцами или между европейцами и жителями неоевропейских колоний-переселенцев. В 1876-1880 гг. на Европу (включая Россию) и Северную Америку приходилось в среднем три четверти всей международной торговли, и к 1913 г. эта пропорция изменилась незначительно. В основном это был обмен между странами с относительно высоким уровнем доходов. Европейский спрос на тропические продукты после 1820-х годов несколько снизился по сравнению с XVIII веком, когда привлекательность сахара была на пике. С другой стороны, все большее значение приобретал импорт продовольствия и промышленного сырья из регионов с умеренным климатом. Только в середине 1890-х годов начался новый бум тропических товаров из Азии, Африки и Латинской Америки.

Когда западные импортно-экспортные фирмы обращали свой взор за пределы Запада, они почти всегда сталкивались с торговыми структурами, с которыми им приходилось сотрудничать для освоения азиатских (и, в более ограниченной степени, африканских) рынков. До конца века не могло быть и речи о прямом сбыте западной продукции. Везде приходилось придумывать сложные механизмы посредничества между различными экономическими культурами. В Латинской Америке, где культурные барьеры были ниже, чем в Восточной Азии, европейские импортно-экспортные компании редко полностью доминировали на рынке и были вынуждены полагаться на превосходное знание рынка и деловые связи испанских и креольских оптовых торговцев. Телеграф ослабил позиции крупных торговых домов, поскольку для выхода на рынок требовался меньший стартовый капитал, и многие мелкие европейские или местные фирмы (часто управляемые недавними иммигрантами из Италии, Испании или других стран) ухватились за эту возможность. Было проще, если заказчиком выступало неевропейское правительство, поскольку в этом случае можно было напрямую заключить сделку на поставку оружия или подвижного состава, а риск неплатежей был меньше, хотя и не отсутствовал полностью.

С импортом из будущего "третьего мира" дело обстояло иначе. Западному капиталу здесь удалось гораздо раньше и сильнее, чем в сфере сбыта собственной продукции, установить прямой контроль над жизненно важными источниками производства, такими как плантации и рудники, так что основные сделки он вел не с уверенными в себе местными купцами, а с зависимой рабочей силой. Распространение экспортных анклавов ослабляло коренных предпринимателей, если только они не могли сами закрепиться там, что, как показывает опыт Латинской Америки, случалось чаще, чем считалось ранее. Экспортное производство на периферии всегда представляло собой явно новый тип экономики, для которого интеграция с внутренним миром имела меньшее значение. В случае таких "двойных" структур встраивание в зарубежную сеть было более значительным, чем в местную "национальную" экономику. То, что справедливо называют «европеизацией» мировой экономики в первые три четверти XIX века, происходило не за счет равномерного распространения европейского влияния, а потому, что европейские фирмы (а) подключались к торговым сетям, уже существующим во внеевропейских регионах, (б) создавали плацдармы для экспортного производства или (в) перестраивали крупные пограничные регионы, такие как Австралия, Новая Зеландия, Аргентина, в соответствии с европейскими требованиями (так что вся страна становилась своего рода плацдармом).

В более широком плане, не ограничиваясь описанием конкретных контактов, в XIX веке в развитии мировой торговли происходили и другие процессы: (а) ликвидация таможенных барьеров