Думаю, вам будут интересны сведения о том, что панды среди животных не имеют ни одного врага. Это просто невозможно в дикой природе! Правда, были случаи, когда леопарды или дикие азиатские собаки нападали на панд, но только на старых и больных. Это нельзя назвать враждебностью, скорее — нормальным естественным отбором.

Отмечу, что панды не менялись в течение тысячелетий, продолжая вести один и тот же образ жизни. Может быть, именно эта особенность сделала их столь неприспособленными к нынешним временам. Тем самым панды сократили себе сферу обитания! Говоря о переменах, я имею в виду не только изменения структуры почвы, животных организмов, климата и тому подобное, но и появление человека там, где его до того не было. Вместо того, чтобы, познавая природу, облагораживать ее или хотя бы сохранять, человек без малейшего стыда и угрызений совести безжалостно ее загрязняет и уничтожает. Сколько, например, вырублено бамбуковых рощ!

Почему бы теперь не высказать основную истину, связанную с пандой? Ее единственный враг — человек! Я приведу Тебе, господин, один печальный пример. Те, кто занимался изучением этих чудесных созданий, никак не могли ответить на один вопрос: зачем панда часто сдирает кору с деревьев, мимо которых проходит? Первым напрашивался ответ, подходящий для всех зверей, имеющих когти — панда таким образом их точит. Однако ни одной панде нет необходимости делать это так часто. Доказательств тому очень много. Знаешь, что в конце концов обнаружили? При отчаянном бегстве от человека панды уходили все дальше в незнакомые и неподходящие для них места и, сознавая, что их остается все меньше, отмечали свой путь, чтобы собратья могли найти их и присоединиться к ним. Они спасали друг друга!

Какой можно из этого сделать вывод? Человек — враг тому, кто остался совершенно неприспособленным созданием, не привыкшим к грубости и трудностям!

Возможно, панды сознательно идут к своей гибели, не желая менять свою миролюбивую сущность из-за чего бы то ни было и ради кого бы то ни было; даже ради самих себя.

Господин, как Ты видишь, у меня очень мало ответов. Вопросов всегда будет больше. Но если такие, как Ты, пытаются помочь в чем-то, что важно для всех людей, тогда у нас есть надежда. Что касается меня, я не отступлю по этой же самой причине.

С поклоном,

Твой Сунг Шан

Бондзон улыбнулся. Он знал, как важно окружать себя смелыми людьми, а к таковым относятся не только воины. Рядом с ним, кроме талантливого монаха из Дабу-дзи, был теперь еще один благородный человек, которого нужно использовать, насколько это возможно! Дружба с китайским императором уже в самом своем начале обещала разумное и надежное будущее.

Бондзон сразу же перешел к делу. Он взял письменный прибор и собственноручно написал послание роси Дабу-дзи.

Не желая вмешиваться в дела монастыря, не могу не высказать удовольствия от нашего нового гостя. Это человек обширных познаний и еще большего благородства. Прими его как своего, когда он появится у Тебя. Если я ошибаюсь, упрекнешь меня. Думаю, у вас много общего.

Бондзон

Бондзон потер руки от удовольствия. Он думал, что этим разрешил почти все.

Дни я проводил в пути, насколько мне позволяла выносливость. Иногда я встречал людей и пил с ними чай, возле огня или в их жилищах. Я все выше поднимался в горы. Леса становились все гуще, а людей попадалось все меньше. За последние несколько дней я не встретил ни одного человеческого существа. Поначалу шум ручьев, колыхание ветвей, крики неизвестных мне животных и запахи пробуждающихся растений волновали меня. Однако вскоре я ко всему привык — не вздрагивал больше от новых звуков и не напрягал глаза, чтобы разглядеть что-то мерещащееся. Мою душу заполнил новый покой. Он сильно отличался от того, который я познал с помощью созерцания в залах Дабу-дзи. Этот покой стал частью меня, моих шагов. Случалось, что, видя перед собой ствол, я испытывал удивительные ощущения. Будто не я видел дерево, а оно меня. Сначала это происходило раз в несколько дней, а потом стало правилом, совершенно перевернувшим мое сознание. Причина и следствие поменялись местами.

Я засыпал там, где меня охватывал сон, но утром просыпался здоровым. Я больше не чувствовал голод как телесную тягость. Организм соглашался принимать пищу один раз в день.

Об окончательном наступлении весны объявили певчие кавадзу. Однажды вечером, когда я собирался расположиться на отдых вблизи небольшого, уже растаявшего озера, послышалось лягушачье кваканье. До того вечера ни одна из лягушек голоса еще не подавала. В какой-то миг раздался очень сильный шум, а потом словно хлынул дождь. Я терпеливо стоял на месте, раздумывая, куда бы спрятаться, но вдруг заметил, что я совершенно сухой. На мне не было ни единой капли! Я прислушался к «ливню» — это был хор тысяч певчих лягушек. Песня слышалась не только с ближайшего озера; она доносилась из глоток всех кавадзу, живших в окрестности. Когда мои уши привыкли к шуму, я улегся и заснул, убаюкиваемый самой прекрасной колыбельной, какую только мог себе представить. Это было одно из редких мгновений, когда я вспомнил о своей матери.

Через несколько дней я добрался до вершины горы. Выше идти было некуда.

Вершина была очень острой, а склон — крутым. Далеко внизу, у подножья гор, поля, через которые я прошел, уже зеленели. В некоторых местах долину пересекали ручьи. Была видна извилистая дорога, приведшая меня в Дабу-дзи. Но монастырь был уже очень далеко!

Не успел я перевести дух, как неожиданно все подо мной затряслось! Где-то глубоко в недрах горы загудело и забулькало, как в кипящем котле. Какой-то огромный кулак внутри ворочался и искал выход, перемалывая камни и землю. Скалы вокруг меня трещали, а деревья скрипели, словно жаловались, что их отрывают от корней.

Гора стонала и корчилась, словно в родовых муках. В любую минуту она могла треснуть. Животных охватила паника. Мне показалось, что земля лопалась, как перезрелый плод! Гора словно распалась на две части.

Я услышал приближающийся грохот, а потом был сбит с ног чем-то тяжелым. Никакой боли не было. Только тьма.

Сунг продолжал работать. Мастер хотел увидеть, удастся ли ему по своей воле воздействовать на рост ствола. Для опыта он выбрал ту рощу, где рос мосо, самый большой бамбук в Японии. В Китае мосо был гораздо больших размеров, чем здесь. Сунг уже начал на нем свои опыты в Храме бамбука, и было самым естественным продолжить их. Различия в размерах не имели существенного значения.

Он и представить себе не мог, что при его опытах будет присутствовать свидетель. Это был Мено, которого сопровождало только два самурая, что показалось Сунгу странным. Он знал правила, строго соблюдавшиеся при дворе: советник сёгуна не мог появляться вне стен дворца с такой малочисленной охраной.

Мено, конечно, не открыл ему причины нарушения церемониала. Однако Сунг не смог удержаться, чтобы не спросить советника о цели путешествия. Мено ответил: