шестьсот третьем микрорайоне. Дома мы её не застали, на обратном пути встретили Галкиного сожителя Александра Кононенко, снова пошли с ним за самогоном к другой женщине. Та, другая, была дома, и мы купили у неё два литра самогона, отдали четыре пакета сахара, и шесть рублей нам Кононенко добавил. Вернулись к Ивану с Ларисой. Это было примерно половина девятого. Сели и выпивали впятером: я, Иван, Галка Раткевич, Саша Кононенко и наша мама, а Лариса ещё лежала в комнате и не выходила. Мать выпила сто грамм самогона, её снова развезло, и Кононенко с Иваном буквально отволокли её спать. Продолжали распивать спиртное вчетвером, начали танцевать. До этого – до начала танцев – Иван относил в спальню Ларисе сто граммов самогона. Танцевали, а потом и Лариса вышла к нам через двадцать минут. Внешне было видно, что все опьянели. Кононенко этот вначале стеснялся, затем стал раскованный, вроде как он всю жизнь был в нашей квартире. Галка Раткевич, та была сильно пьяна и если прислонялась к стенке, то с трудом от неё могла оторваться. Иван стал такой с синевой в лице, что характерно для него, когда он перепьёт. Лариса – та постоянно улыбалась, это тоже для неё характерно при опьянении. Я тоже была хорошая, но всё соображала. Потом Иван и Кононенко вдруг сели проверять, кто кого на руку поборет, и Кононенко положил Ивана, тот заметно расстроился и, выходя из-за стола, с раздражением заметил: “Силён, силён”, – и некоторое время ходил молча по комнате. С чего началась ссора, я не знаю, я была на балконе, курила. Вернулась на кухню, а там уже дрались кулаками Кононенко и Иван. Кононенко повалил Ивана на пол и стал бить ногами по корпусу. Я так поняла, что Иван несильно заехал Галке Раткевич по морде, а она позвала на помощь Кононенко. Во время первой драки Иван за нож не хватался, он лежал на столе. Нож обыкновенный, кухонный, с белой пластмассовой ручкой. Длиной сантиметров тридцать.

Мы с Ларисой растащили Ивана и Кононенко, Лариса увела Ивана в комнату, Мариша убежала к соседке тёте Рае, что проживает в квартире в этом же тамбуре. Я сказала Кононенко и Раткевич, мол, пойдёмте к вам, у меня есть ещё стакан самогона – выпьем на троих у вас. Мы пошли к ним и там допили самогон и про ссору не вспоминали. Я вернулась к Ивану и Ларисе, и Мариша тоже. И вот с этого момента я уже время точно не ориентирую. Мы как-то все заметили, что Ивана в квартире нет, и ножа на столе тоже нет. И тут я услышала крик Галки Раткевич, Лариса первая побежала, я за ней. В тамбур высунулась из-за двери Райка. Она говорит: “Я мужа на третью смену отправляла, возвращалась и вижу – Иван с ножом звонит в дверь к Раткевич и матерится. Тут дверь как открылась, там какой-то мужик полураздетый, Иван толкнул его, и они ввалились в квартиру Раткевич”.

И тут крик жуткий, явно голос Кононенко:

– Больно, не надо!

Иван ему отвечает:

– Допросился! Допросился!

Затем я услышала Ларису:

– Ой, Ваня, что ты делаешь, хватит, хватит, ты и так его убил!

А Иван отвечает:

– Ничё, бычара здоровый, выдержит!

Я открываю дверь и вижу: в коридоре ползёт на боку Кононенко – по-моему, на правом боку, я точно не могу утверждать. У него всё было в крови, и к чему он ни прикасался, становилось в крови. Он был в трусах, джинсовых брюках, но они были надеты брючиной только на одну ногу. Рядом визжала Галка Раткевич:

– Саша, Саша!

А Лариса плакала:

– Что ты наделал, Ваня?! Ты его убил, что это будет?!

Я с Ларисой, мы схватили Ивана и вытолкали его в тамбур. Там Лариса, я уже не знаю как, у него нож отобрала, завела в квартиру, он там ещё поматюкался и постепенно затих, уснул. Я вызвала скорую помощь. Где-то минут через десять приехала машина. Я заглянула к Раткевич, а там медсестра что-то делала с раной на груди у Кононенко и всё просила Раткевич успокоиться, а врач сказал, чтобы я закрыла дверь. Затем я через несколько минут заглянула – врач делал Кононенко искусственное дыхание, потом посмотрел на его зрачки и сказал: “Всё, готов”, – а Галка прислонилась к стене и как собачка тоненько завыла.

Я вернулась и говорю Ларисе:

– Умер.

Лариса как заплачет, а Мариша, та стала на голове волосы рвать. Я схватила её, дала по щеке, чтобы привести в себя. Она немного успокоилась и говорит:

– Теперь его посадят, не будет у меня папочки, и мамочка одна останется.

Я сказала:

– Не плачь, слава богу, тётка у тебя ещё живая, не пропадёшь…

5

Здание общежития “Технолог”, что при политехническом университете, четырёхэтажное, из тридцатых годов, с длинными коммунальными этажами и скрипучими дощатыми полами. Стены словно водорослями обросли мутно-зелёной и скользкой краской. В “Технологе” проживает Лисковец Ольга, ей двадцать четыре года, она студентка пятого курса факультета машиностроения. Лисковец среднего роста, худая, волосы русые, глаза светлые, ресницы и брови жёлто-травяного оттенка. Первое, что запоминается при поцелуе с Лисковец, что у неё необычайно твёрдые губы.

Семиэтажный “Пищевик” принадлежит институту общественного питания. Это относительно новое здание – с лифтом и гладкими бетонными коридорами. В “Пищевике” всё однотипно: комнаты, двери, лестницы, коридоры, даже в туалетах и раковинах на стоках везде одинаковые рыжие узкие подтёки, как хвост таксы. Общежитие словно бесконечно отражается в самом себе. В одной из многочисленных комнат “Пищевика” живёт Евгений Савчуков, студент четвёртого курса отделения холодильных установок, ему двадцать один год. Савчуков высокий брюнет, глаза у него серые с пушистыми ресницами, крылатые брови, вечно замёрзшие покрасневшие пальцы с холёными ногтями, и кроме прочего, у Савчукова обаятельный грудной смех.

Два здания, “Технолог” и “Пищевик”, находятся на расстоянии десяти минут небыстрой ходьбы. Лисковец и Савчуков знакомятся в начале сентября на дне рождения Теренчук Ирины, проживающей в одной комнате вместе с Лисковец. Есть ещё и третья соседка – Головацкая Тамара. Ирина и Тамара – одна бабья порода, с большой грудью и тяжёлым низким крупом. Они похожи, как сёстры, обе заплетают чёрно-смоляные волосы в толстые косы и везде ходят парой. Савчуков случайно попадает на день рождения в сопровождении нескольких приятелей из “Пищевика”. Этим же вечером между Савчуковым и Лисковец завязываются отношения.

До середины декабря Савчуков часто навещает Лисковец в её комнате общежития “Технолог”. Иногда Лисковец приходит к Савчукову в “Пищевик”. В десятых числах