– Как, прямо там?! В таком ярком, да еще и в стразах чемодане?! С таким жутким привлечением внимания?! – изумился ученый.

– А что, собственно, тебя удивляет? Все очень тонко продумано. Надеюсь, здесь, на просвете, то есть рентгеновской установке, нет анатомов?

– Чего?

– Ничего. Только ничему не удивляйся… Наверное, пора уже на регистрацию?

– Да, идем.

И они пошли.

– Извините, гражданка… – даже привстала со своего стула женщина, проверяющая багаж на «телевизоре», обращаясь к высокой пассажирке в черном.

– Да? – приподняла одну бровь Яна.

– Что у вас в чемодане? – спросила служащая аэропорта, сдвинув свои широкие, явно не знавшие щипчиков брови и сосредоточенно рассматривая на экране зафиксированную картинку аксессуара в стразах.

– Моя Долли, – монотонным голосом ответила Яна.

– Извините, кто?

– Моя девочка, моя маленькая сладенькая псинка, моя доченька Долли, – терпеливо пояснила Яна.

– Собака? – поняла и ужаснулась одновременно женщина.

– Это для вас она – собака. А для меня она была всем! Я никогда в жизни не расставалась с ней, с моей девочкой… – В голосе Яны проявились истерические нотки.

– Но в салон самолета с животными нельзя! Есть специальное отделение, с учетом, конечно, того, что у животного имеется ветеринарный паспорт с отметками о всех прививках. Зачем вы упрятали ее в чемодан? Как нехорошо! А стразами закамуфлировали дырочки для воздуха, да? Ай-ай-ай… – покачала головой служащая аэропорта.

К их диалогу прислушивался ничего не понимающий Марек, стоявший невдалеке.

Яна неприязненно посмотрела на собеседницу. Та тоже несколько сменила тон.

– Доставайте свою собаку, не задерживайте очередь!

Розовый чемоданчик оказался перед хозяйкой, и мадам Цветкова щелкнула замком. Глазам удивленной публики предстала собачка типа таксы, стоящая на деревянной подставке с трогательной табличкой «Долли». Глазки у нее были грустные, взгляд стеклянный.

– Что такое? – опешила женщина. И сама же себе ответила: – Это чучело!

– А вы думали, я живую собачку запихнула в чемодан? – возмутилась Яна. – Как вы посмели потревожить память моей Долли! Посмотрите, какие у нее грустные глазки… Она опечалена и сердится! Не плачь, моя девочка…

Пассажирка погладила чучело собаки по голове.

Работница аэропорта выглядела сконфуженной.

– Извините, я не знала… это чучело… у меня нет инструкций на сей счет, я не совсем…

– Что, вам нужна справка о прививках? Что моя Долли не бешеная? – распалялась Яна, все сильнее наглаживая собачку и прекрасно понимая, что ее визави сейчас больше всего хотела бы получить справку от психиатра о нормальности хозяйки Долли, но оснований потребовать ее у женщины не было.

– А везете вы ее с собой зачем? Просто потому, что никогда не расстаетесь? – уточнила женщина, вытирая пот со лба.

– Вы меня с моей девочкой за ненормальных держите? – нахмурилась мадам Цветкова.

– Нет, что вы…

– А я уж подумала, что да! – рявкнула странная пассажирка. Но снизошла до пояснения: – Мы с Долли летим на родину.

– Чью? – не поняла женщина.

– Ну, не мою же! – Лицо Яны исказил очень реальный нервный тик. – На родину Долли, конечно! Она там родилась, оттуда была привезена щенком в Россию, где я ее и приобрела. И вот, когда моя девочка почила… – вытерла слезу дама в черном, – она мне приснилась. И знаете как?

– Как? – выдохнула служащая.

Казалось, уже весь аэропорт слушал этот диалог, причем затаив дыхание.

– Бежит моя Долли по бережку, счастливая и свободная. На лице, то есть на морде, улыбка, глазки сияют… Травка такая зеленая, бережок такой крутой, а вокруг горы. Большие и красивые, внизу покрыты зеленью, с отвесными каменными ущельями, а вверху укрыты ледниками, величественными и блестящими, словно шапками. И манит меня моя девочка взглядом и лает, мол, как мне здесь хорошо! Стала я думать: где же находится место, куда хочет моя девочка? Она ведь явно свою последнюю волю мне таким образом высказала! И случайно посмотрела передачу про Норвегию, в которой увидела именно то место. Это было знаком свыше! Долли желала вернуться на родину! И вот я везу мою девочку, чтобы там ее кремировать и развеять прах над фьордами. Ах, я не увижу больше на самом видном месте моей лапулечки, моей красотулечки… Никогда уже не посмотрю в ее глазки… Но я твердо намерена дать свободу моей Долли, как она и просила.

Когда Яна закончила свою речь, вокруг воцарилась тишина, и только что крики «браво» не раздались со всех сторон.

– И вот теперь вы мешаете моей девочке обрести вечный покой… – вздохнула Яна.

– Я совсем даже не против, – служащая аэропорта смешалась, – но вы тоже меня поймите. Есть определенные правила и инструкции. Случай для меня неординарный, и я могу пропустить вас только на одном условии…

– На каком?

– Ваша девочка полетит в багажном отделении. Вы не против?

Яна выдержала театральную паузу, которой позавидовал бы Станиславский, и произнесла:

– Моей девочке уже все равно. Ради того, чтобы обрести свободу, она готова лететь в багажном отделении.

Казалось, вся очередь вздохнула с облегчением. Долли была благополучно водворена в чемодан. Госпожа Цветкова прошла дальше…

– Тебе где лучше, у иллюминатора или у прохода? – спросил у своей спутницы Марек уже в самолете.

– Ты издеваешься? Мне будет плохо везде!

– Переживаешь за Долли? – усмехнулся Касински.

– Не язви.

– В тебе погибла гениальная актриса.

– У меня мать – актриса, во мне это наследственное.

– У тебя бы получилось.

– Знаю. К сожалению, наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями. Я бы могла, но ни за что бы не хотела повторить путь матери.

Яна плюхнулась в кресло и пристегнулась, не дожидаясь напоминания стюардесс.

– Кости в Долли?

– Встроены в ее скелет, как будто всегда там и находились, – кивнула Яна и нервно зевнула, пытаясь унять дрожь.

– Гениально…

– Конечно, внимательный патологоанатом даже на чемоданном рентгене заметил бы, что три ребра у собачки человеческие… Но прокатило.

– А трупный материал там же?

– Да.

– Гениально…

– Чего ты заладил? Гениально и гениально… Это не моя задумка, умный человек подсказал.

– И кто он? – поинтересовался Марек.

– Работник следственных органов, – сказала Яна, облизывая пересохшие губы.