нечеловеческие рыдания раздавались на всю гостиную, проникая прямо в мое сердце, создавая там огромную дыру. На моих глазах выступали слезы, ноги онемели и я не мог пошевелиться, смотря на ее разбитые в кровь колени и растрепанные, спутанные волосы.

Я впервые видел ее такой… грязной. Она всегда уделяла особое внимание своей внешности — ванна и ее комната были заставлены всякими флаконами, которые вкусно пахли. Она любительница нарядов и красивых причесок.

— Я кому сказал иди к себе!

Я закрыл уши руками и зажмурил глаза, из-за чего поток новых слез стал омывать мое лицо. Я выбежал к лестнице и, спотыкаясь о собственные ноги, понесся в комнату, не видя ничего вокруг.

Я закрыл дверь на щеколду, подлетел к шкафу и стал вываливать оттуда контейнеры со старыми машинками, деревянными солдатиками и водяными пистолетами. Следом полетели коробки из-под конструкторов. Я залез внутрь, садясь прямо на аккуратную стопку выглаженного постельного белья.

Голова устало упала на согнутые колени, всхлипы вырывались изо рта против воли. Руки вцепились в слегка мокрые после душа волосы, и я стал тянуть пряди вверх и в стороны, чтобы перебить непонятное жжение внутри. Я не понимал, почему мне так плохо, почему тело разрывает на части, ведь у меня ничего не болит. Воздуха не хватало, хотя я дышал полной грудью. В горле как будто бы опустилась железная заслонка, не позволяющая потоку кислорода попасть в легкие. Я дрожал. Мне холодно и одновременно жарко.

* * *

Я резко открыл глаза и понял, что сжимаю челюсть до хруста зубов. Моя грудь тяжело поднималась и опускалась. Только через пару минут я осознал, что это был просто сон. Все давно закончилось. Ей больше не больно.

Практически каждую ночь я вновь перемещаюсь в тело маленького мальчика и проживаю череду кошмаров. Боль и слабость ребенка, который хочет помочь, но не знает как; ее слезы и крики ощутимы почти физически. Этот кошмар не отпускает меня до сих пор, словно издевается и напоминает мне мою миссию. Напоминает, почему и зачем я живу и просыпаюсь каждое утро. Я никогда не забуду этого. Я отомщу этому ебаному миру за моего ангела.

Мои братья о чем-то тихо переговаривались, сидя за столом. Я снова закрыл глаза, чтобы картинки из прошлого окончательно растворились. Чтобы ускорить этот процесс, я решил зациклиться на текущих делах.

Я резко поднялся с койки и дал знак Доминику, что хочу курить, лениво подняв руку на уровне своего лица. Мне нужно обдумать план следующих действий, табак мой главный помощник в этом. Я всегда так поступаю — кошмары теперь мой личный катализатор злости. С их помощью я придумываю новые схемы для заработков и убийств. Я перерабатываю свою слабость в силу.

* * *

У меня в голове крутились мысли о подставе для ФБР. Моему демону было недостаточно испорченного здания, это слишком просто. Но пока рано открывать огонь, тем более недавно они уже получили расчлененку.

Я понимал, что мы должны не раскрывать себя окончательно, но при этом не позволять сопернику напасть первым. Я не позволял себе думать о том, что они сидят, сложа руки, ожидая наших шагов — никогда нельзя недооценивать противника. Лучше думать на опережение. Готовиться к грандиозному нападению, даже если оно и является только плодом моей фантазии. Мозг активно работал, мысли не замолкали ни на секунду. В своей фантазии я уже пережил тысячи разных сценариев и, самое главное, — везде мы выходили победителями.

Под звук собственных мыслей я шел в столовую, закованный в наручники, как и всегда.

Столовая в тюрьме — самая светлая комната. С двух сторон здесь есть панорамные, заляпанные окна, которые все равно днем пропускают яркий солнечный свет, красиво играющий своими лучами на посуде. На них нет решеток, но стекла в них бронированы: массы тела просто не хватит, чтобы пробить их, даже если ты весишь центнер. Разбивать окна стулом тоже не вариант — попытки уже были, и после них нам поставили скамейки, прикрученные к полу. Даже если ты везунчик по жизни и все обстоятельства играют тебе на руку, снаружи всегда стоят вооруженные маршалы, которые только и ждут сигнал для открытия огня. Эти придурки вечно ищут повод, чтобы застрелить нас на хер. Если бы не существовало подобия гуманности, нас бы убили здесь в первые сутки. Ну, сказать честно, мы бы тоже не остались в стороне и наверное напали бы первыми.

Солнечный свет и белая мебель для любого человека создают иллюзию чистоты и комфорта, призывая тело расслабиться, а разум ослабить бдительность. На меня все это психологическое дерьмо не действует. Я прекрасно знаю, что тарелка и кружка из дешевого материала, который гнется во все стороны, могут стать отличным оружием. Нам не дают вилки и ножи, но даже ложки, которая практически ничего не весит, достаточно, чтобы перерезать тебе глотку или оставить без глаза. Я лично украл отсюда уже, кажется, половину, и заточил их под оружие.

Сегодня на ужин тушеная капуста, кусок белого хлеба и чай земельного цвета, по вкусу напоминающий воду из лужи. Еда здесь дерьмовая, надеюсь нам хотя бы не плюют в тарелки, но другого выбора нет. Либо ты ешь это, либо умрешь от голода.

Я поддерживаю свою форму в лучшем виде — необходимость, потому что каждый второй только и мечтает перерезать твою глотку. Я научился не жевать пищу, а просто проглатывать ее, чтобы заполнить желудок и скорее покончить с этим. Любые передачки строго запрещены, но Педро иногда приносит нам еду из наших же ресторанов, которую мы съедаем за секунды.

Я проглотил очередной пресный комок и чувствовал, как он тяжелым грузом оседает в моем желудке. Мои мысли наконец-то собрались в единый план, который не включал в себя отрубленные головы. Я придвинулся ближе к Марко, который сидел слева от меня и тоже давился пластилиновой капустой.

— Нужно, чтобы они были внутри здания во время нападения наших, — прошептал я, не размыкая губ.

Он заправил за уши свои русые волосы, доходящие до подбородка, и еле заметно кивнул. Я снова смотрел в свою полупустую тарелку, прикидывая собственные варианты развития событий.

На выходе из столовой я поймал взгляд нашей Тени — низкого и щуплого парня, который является ушами и глазами. Он подмигнул мне и на языке жестов показал одно единственные слово: фото. Я два раза моргнул, обозначая свое понимание. В моей груди проснулось непонятное мне чувство,