Сообщение о победе вместе с ключами от крепости в Россию повез бригадир Мельгунов. Донесение Румянцева о взятии Кольберга было, согласно распоряжению императрицы, напечатано и разослано по стране 25 декабря 1761 года.

В этот же день по смерти Елизаветы Петровны на престол России вступил Петр III.

После взятия войсками Румянцева Кольберга казалось, что окончательное поражение Пруссии очевидно и весьма близко.

Фридрих, сидя в своем полуразрушенном артиллерийским огнем дворце в Бреслау, намеревался передать власть племяннику и отравиться. Как он писал в это время, «Пруссия лежала в агонии, ожидая последнего обряда». Но смерть императрицы Елизаветы смешала все карты.

Она умерла 25 декабря 1761 года, и этот день был, вероятнее всего, счастливейшим днем в жизни Фридриха II. На смену Елизаветы на российский престол сел великий князь Петр-Ульрик, принявший имя Петра III. Не желающий знать об ответственности государя перед страной, им управляемой, и считая свои симпатии и антипатии, свое мнение самыми правильными и наиболее верно отражающими чаяния его подданных, Петр III резко развернул российскую внешнюю политику.

С детства являясь почитателем военных и прочих талантов Фридриха II, безмерно гордясь знаками приязни своего венценосного друга, Петр III поспешил заключить мир с прусским королем, вернул ему все завоеванные земли и объявил себя его преданнейшим другом и защитником.

Он предложил Фридриху военный союз против его врагов, а в качестве первой совместной акции – войну против Дании. Зачастую забывая, что он император всероссийский, Петр никогда не забывал, что он сын Гольштейн-Готторпского герцога и что земельные владения имеются у него и в Германии. Вот именно из-за недоразумений по поводу этого герцогства и объявила Россия – в лице Петра III – войну Дании.

На пост командующего, как всегда, было множество кандидатур, но Петр, весьма часто ошибающийся в оценке людей и событий, на этот раз не сплоховал. Дело, затрагивающее его личный интерес, было, по мнению Петра, слишком серьезным, чтобы экспериментировать – командующим был назначен генерал-аншеф Петр Румянцев, приобретший к тому времени большую известность, но лишь как способный военачальник, не обладавший – после недавней смерти отца – сильной рукой при дворе, что служило некоей гарантией неучастия полководца в придворных делах.

Личность Петра III до сих пор не получила однозначной трактовки. Версия официальной историографии дореволюционной России о нем, как о экзальтированном и полусумасшедшем алкоголике, находит все меньше и меньше сторонников. Правда, он не имел необходимых знаний, опыта и подготовки для управления столь обширной державой. Но кто их тогда имел?

Судьба, назначившая родиться именно в этой семье, считалось, даровала счастливцу вместе с тем и все необходимые качества, необходимые для последующего царствования. Путь проб и ошибок над своими подданными, которым шел монарх, всегда был в порядке вещей.

Понимание того, что основной задачей государя является невмешательство в дела своего народа, усваивалось с трудом.

Кипучая деятельность венценосца, имитирующая заботу о своем пастырском стаде, была более проста и более внешне эффектна.

Петр III был романтиком. Таким же в дальнейшем будет его сын, будущий император Павел I, попытавшийся возродить средневековое рыцарство. Эта черта характера хорошо развивается у всех тех, кто, как эти двое, долгое время находились в непосредственной близости от трона, но были лишены возможности принимать самостоятельные решения и претворять их в жизнь. Желание применить свои силы и невозможность этого развивали мечтательность и склонность к химерам.

Древние замечали, что таким людям нельзя давать власть, ибо перегоревшие за долгие годы томительного ожидания, они, дорвавшись, в своей торопливости начинают совершать ошибку за ошибкой, не принимая никакой критики, закормленные ею в предшествующие годы своей жизни, когда все их проекты поднимались на смех подлинными властителями или их клевретами.

Но почему-то те же древние философы ничего не советовали подобным правителям в семейной жизни, хотя здесь тоже зачастую был виден тот же психологический надлом.

Еще в конце 1746 года, вскоре после свадьбы, Петр посылал жене такую записочку: «К великой княгине. Милостивая Государыня. Прошу вас не безпокоится нынешнюю ночь спать со мной, потому что поздно уже меня обманывать: постель стала слишком узка – после двух недельной разлуки. Ваш несчастный муж, которого вы никогда не удостаиваете этого имени Петр».

Екатерина с удовольствием цитирует это послание в своих автобиографических записках. Великая княгиня пока развлекалась, но мысленно уже примеривала – лишь на себя! – императорскую корону.

Взошедши на престол, Петр III повел себя возвышенно-романтически. Он пытался все делать для общего блага, не учитывая единственно, что до многих составных частей этого блага он дошел не своим умом, а был искусно направляем и подталкиваем. Петр был обуян жаждой деятельности, был неутомим, добр и доверчив.

С первых же дней правления новый император установил распорядок: день начинался обычно уже в семь часов утра и заканчивался поздно ночью. Он практиковал неожиданные выезды в Сенат, Синод и другие органы высшего управления, на казенные мануфактуры. Эти выезды пугали светских и духовных начальников, давно уже разучившихся работать в полную силу и привыкших во времена Елизаветы Петровны к спокойной и бесконтрольной жизни. Император ввел строгую дисциплину и в гвардии.

Он без охраны ходил по Петербургу, вступал в разговоры с солдатами, порой навещал своих бывших слуг. Это производило впечатление, но не укрепляло его политических позиций.

Большинство его прекраснодушных проектов остались лишь на бумаге. Один же из немногих – «Манифест о вольности дворянства» – претворился в жизнь. Он способствовал тому, что в российском обществе вместо социального слоя, веками обязанного заниматься той деятельностью, в которой в данное время больше всего нуждалось государство, все более отчетливо вырисовывается паразитический слой, не имеющий никаких обязанностей, а только одни права и, в силу этого, повисающего на обществе тяжким грузом.

Большой резонанс в народе получила также и провозглашенная Петром III секуляризация церковно-монастырских владений. С ней связывались и меры по прекращению преследований старообрядцев и закреплению веротерпимости, о чем Петр III мечтал еще в 1750-е годы.

Интересно, была ли эта его веротерпимость сродни бироновой, который, как отмечали «у себя в Курляндии Бирон… показывал широкую веротерпимость, как человек, затронутый современными ему философскими идеями»? Когда же дочь Бирона перешла в православие, то отец пришел в такую ярость, что ей пришлось искать защиты у самой Елизаветы.

Смена же внешнеполитической ориентации Петром III на союз с Пруссией была для России явно антинациональна; в жертву ей были принесены военные усилия и достижения страны, кровь ее солдат за предшествующие годы войны. Это будет одним из главных обвинений Петру III, когда его супруга, свергнув мужа, войдет на престол и в историю под именем Екатерины II, Екатерины Великой.