не хватало обычного человеческого общения, которое я стала заменять вином и просмотром слезливых фильмов. С утра после выпитого болела голова, толком не воспринимался даваемый на лекциях и семинарах материал, но я все равно каждый раз тащилась в магазин, чтобы перед сном почувствовать расслабляющую меня приятную негу, разливающуюся по телу вместе с вином.

Но настал тот день, когда мне надо было ехать к новому клиенту. С утра я начала волноваться, пока не имея понятия о том, кем окажется новый человек. Опыт с Василием оказался не очень удачным, но и не совсем отвратительным, поэтому я пока была в состоянии «пятьдесят на пятьдесят»: еще не до конца свыкшаяся с мыслью о том, чем я занимаюсь и не отказывающаяся от легких денег.

По указанному в сообщении адресу я поехала на такси. Таксист долго причитал по поводу того, в какую дыру ему приходится ехать, а мне с каждый километром становилось все страшней. Мы заехали в какой-то район на отшибе, где каждый дом и каждая улица казались мне картинками из фильма ужасов.

Когда машина остановилась, и водитель грубо сказал мне о том, что «приехали, давай на выход», на улице уже стемнело, и пейзаж за окном казался мне еще более ужасающим, просто до дрожи в коленях. Поначалу я хотела отказаться выходить и уже было решила попросить отвезти меня обратно, но мысль о том, чем мне может грозить мой отказ, заставила меня открыть дверь.

Я наступила на землю, но по щиколотку провалилась в жидкую грязь, которой была залита вся улица после долгих осенних дождей. Я пожалела, что не надела осенние ботинки, а решила поехать в легких туфлях на каблуке. Как будто можно было предположить, что клиенты от Гриши могут быть приличными людьми, разбирающимися в моде.

Такси мигом скрылось за поворотом, и я осталась стоять, утопая в грязи, посреди темной улицы, вдоль которой по обеим сторонам стояли темные одноэтажные бараки. На одном из них едва виднелась вывеска с нужным мне номером дома, и я направилась туда, туго соображая о том, что происходит, и как мне поступить.

Навстречу мне дверь в этот жуткий дом распахнулась, и я увидела на крыльце силуэт мужчины, белая майка которого сильно выделялась на фоне темной улицы.

— Ты ко мне, давай заходи, — проговорил он, и по голосу я поняла, что ему далеко за сорок или даже пятьдесят лет.

Я вошла в дом, пол в котором скрипел от каждого моего шага, а за мной шел этот незнакомец, громко дыша в мою спину. Я пыталась понять, почему он инвалид, но пока не видела причин для того, чтобы считать его человеком с ограниченными физическими возможностями.

— Куда идти? — спросила, остановившись и пытаясь разобраться в каком направлении двигаться при свете тусклой, висевшей под потолком лампочки.

— Чеши вперед, — грубо сказал он и толкнул меня в спину. Я едва удержалась на ногах, которые были по щиколотку покрыты подсыхающей грязью, а потом, вытянув вперед руки, пошла вперед, судорожно пытаясь разобраться, что болтается у меня под ногами.

Передо мной появилась проем, который был завешан какой-то тряпкой. Мужские руки резко распахнули тряпку передо мной, и я увидела маленькую комнату, в которой ужасно воняло какими-то лекарствами.

Мужчина в белой майке обогнал меня и остановился напротив, заставив притормозить и меня. Я пыталась осмотреться по сторонам, но он будто специально встал так, что закрыл мне обзор.

— Ты это, давай не глазей! — громко сказал он. — Ты пришла не для этого. Давай скидывай свои тряпки и ныряй в койку.

— В какую койку? — спросила я вмиг севшим голосом. Неужели мне придется спать с этим неприятно пахнущим и, кажется, нетрезвым здоровым амбалом? Он не был похож на инвалида, нуждающегося в ласке.

— В ту, что у меня за спиной, — он нахмурился и повел головой в направлении чего-то, находящегося позади, — Давай без разговоров. Сделала дело — и вали отсюда.

Он отошел в сторону, и я увидела «койку», в которую мне надо было нырнуть. Это была обычная панцирная кровать, покрытая белым одеялом, под которым кто-то уже лежал.

— А кто там? — спросила я, пытаясь в тусклом свете разобрать, что за предмет или человек находится там, где мне предстояло работать.

— Там Алешка. Это брат мой.

— А Алешка говорить может? — спросила я, понимая, что задаю априори риторический вопрос.

Мужчина напрягся, было видно, что ему не нравятся мои вопросы, и вообще, звучать они не должны. Но я хотела разобраться в том, что меня ждет, чтобы избавить свой организм от лишних потрясений.

— Слышь, — грубо сказал брат некоего Алешки, которого я пока не могла толком разглядеть, — Ты что такая любопытная. Не боишься, что нос тебе оторву, как Варе на базаре?

Я почувствовала, как начинается дрожь, которая пронзала мое тело вместе со страхом и отвращением ко всему происходящему. Судя по всему, Алеша был инвалидом, который не то, что двигаться, не мог говорить. И это было по-настоящему страшно.

Амбал отошел, дав мне возможность подойти к кровати. На ней лежало какое-то едва заметное тельце, покрытое одеялом по самый подбородок. Я увидела худое и бессмысленное лицо своего клиента, который смотрел на меня осознанно и напугано.

— Вы уверены, что ему хочется того, для чего я сюда приехала? — робко спросила я у мужчины, стоявшего у меня за спиной и громко и часто дышавшего.

— Ты задолбала своими вопросами! — рявкнул он и, потянув за ворот моей толстовки, резко рванул, от чего я непроизвольно полетела назад. Он вытряс меня из моей одежды, оставив в одной легкой юбке и лифчике.

— Что вы делаете! — возмутилась я, но тут же поплатилась за это: с меня сорвали юбку, а потом в один момент и колготки, и трусики. Все эти вещи уже не подлежали использованию. На мне остались только грязные туфли.

— Закрой свой рот!

Это была последняя фраза, после которой я оказалась в кровати рядом с напуганным Алешей. От него пахло болезнью и лекарствами.

Амбал, который представился его братом, сорвал одеяло, и я в ужасе увидела сморщенное тело, которое не было похоже на тело нормального мужчины, которые мне довелось увидеть в своей жизни.

— Трахни его и сваливай! — добавил мой заказчик и вышел из комнаты, громко шлепая резиновыми тапочками.

Я сидела на кровати, разглядывая Алешу, который разглядывал меня. Его губы что-то шептали, но ни одного звука не раздавалось из его рта. Я смотрела на него в ужасе, замечая торчавшие кости, сложенные в замок на выпиравшей грудной клетке.