Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ничего у нее не вышло, потому — что в следующее мгновение девушка была прижата к постели сильными руками.
— Все, не ной. — губы Тирона опалили шею и двинулись ниже, к ложбинке между грудей — Нейрокожа для того, чтобя не пропустить вредное излучение, Лайса Канц. Поняла?
— Ага… — прошептала она в мутный пластик низкого потолка, выгибаясь навстречу ласкам, грубоватым и возбуждающим — Еще… Еще!
"Нейрокожа не пропускает лучей, это точно." — мысль собралась в виске студенистым шариком — "Да только тебе, сладкая, эти лучи, как лошади зад пером пощекотать… Если, конечно, верны догадки…"
Шарик сомнений тут же растаял под мощным натиском раскаленного желания невероятной силы. Жар был таким, что жег не только мысли, но и тела супругов, стремился слить их вместе, срастить, укрепить.
— Еще…
Подчиняясь зову своей женщины, мужчина шел за ней на звук голоса, на голос тела, на запах и рубинчатый, крапчатый, остро — сахарный вкус переливающейся влаги.
Лайса развела бедра, и тут же жесткие пальцы впечатались в них, удерживая накрепко.
— Ты красивая здесь, — прошептал он, раскрывая рукой влажные складки — И мокрая, давно мокрая…
Лайса разорванно выдохнула, легко дрогнула, поддаваясь напору, пропуская пальцы мужа в себя. Ласка вырвала стон из горла, по телу девушки прошла судорога.
Когда горячий язык коснулся клитора, и сменил пальцы — она зажала глаза ладонями и надрывно застонала.
— Не мучай меня… пожалуйста!!! Тирон… не мучай…
С ним бесполезно было спорить! Как ласкать свою женщину, он знал сам. Ее желания не шли сейчас впереди его желаний… Странно, но осознание этого… заводило. И невероятно возбуждало!
Лайса сдерживалась изо всех сил, помня о том, что мужчина ее терпеть не может, когда она кончает первой. Девушка вела свое тело сейчас по тропинке, проложенной его волей, а он вел ее сейчас, сдавив шею жестким обручем и связав крепко — накрепко руки.
И это тоже… возбуждало. Чувство желанного подчинения оказалось неожиданно ярким и горячим, и оно плавило сейчас тело.
Тело текло медом, ванилью и зефиром, влага стекала прямо в рот мужа, задерживаясь на языке и ласкающих жестких пальцах.
Тирон же торжествовал победу. ЕГО женщина, ЕГО ВСЕ, несущая сейчас ЕГО дитя стонала, плакала и дрожала, изгибаясь под ним радугой. Прося пощады, умоляя пожалеть ее… заводила так, что еще немного, казалось, и он не выдержит сам! Разум перекрывало желание, полурасплавленным сознанием Ликвидатор уже плохо что соображая, готов уже был бросить нахер все эти детские игры и, сжав горло своей самке горячей рукой, выпустить наружу Тварь.
Дабы та, довершив начатое, совершенно уже подчинила своей воле самоуверенную Лайсу Канц.
Однако, Тварь оказавшаяся не совсем безумной, примиряюще ласково шипела теперь где — то за линией огня сознания, что не время теперь подчинять… все успеется. Придет еще время, а пока…
…пока же Дэннис, совладав с собой, крепко прижав ноги жены к своим бедрам и обнажив пальцами пульсирующий ванильный вход, резко вошел внутрь тела, ожидающего пароксизма, слегка дрожащего и парализованного предоргазменной судорогой.
— Давай вместе, — шепнул он, обжигая щеку жены пропустив пряди ее волос сквозь свои пальцы.
Волосы натянулись на висках так, что побелела их нежная кожа. Лайса всхлипнула, быстро двигая бедрами и ягодицами, вскрикнула от того, что Тирон грубо сжал их и…
…взорвалась одновременно с ним.
— Умница, — хохотнул он в маленькое покрасневшее ухо — Просто умница.
Обхватив мужа за шею, едва справившись со своим безвольно обмякшим телом, девушка ответила, притянув Тирона к себе:
— Ты тоже ничего, знаешь ли… Хотя… можно было постараться получше. Ты уж в следующий раз будь добр!
Взвизгнув от легкого шлепка по бедру, расхохоталась.
…Намного позже, когда свет глубокой ночи обыденно разрезали полосы прожекторов, Тирон легонько ткнул в бок уже засыпающую Лайсу:
— Слушай, Канц! Твою мать ведь звали Триша Доэр, верно?
— Ну. — ответила девушка сну и подушке — Зачем тебе?
Сэттар промолчал.
Жена повернулась и посмотрела на него:
— Триша Доэр, да. Отца — Рихар Канц. Маргиналы, Шестой Сектор, Сектора тогда не делились по цветам, они были под номерами. Ты же знаешь!
Тирон обнял ее и привлек к себе.
— Уточняю просто, — сказал он — Спи, ладно.
Триша Доэр. Женщина, чье фото отмечено на диске Крэда красным кружком. Уборщица — разносчица на ТОМ САМОМ объекте.
Пока что все сходилось, но уточнять было…
Было еще, что.
На осмотр в частный кабинет доктора Грена отправились с утра.
Сия святыня, куда доступ был открыт только избранным, находилась далеко за городом, именно в тех местах, куда не ходит никакой общественный транспорт. Дороги по направлению к ним закрыты широкими, блестящими шлагбаумами, точками наблюдений, оснащены подвесными камерами и особыми, чувствительными установками, поднимающими истерический визг, если какому — то отчаянному смельчаку вдруг заблагорассудится нарушить границы этих неприкосновенных угодий.
Места эти назывались Радужная Цитадель, или Частные Точки.
Подразделялись они также, как и Сектора маргиналов — по цветам. И также, как и Сектора маргиналов, были отнесены далеко за черту Элиона, и также отрезаны от его шумной, пыльной, пестрой сути.
Одна только большая разница была в этом "отрезании" — обитателей Секторов никто не хотел видеть, обитатели же Цитадели сами не нуждались в общении.
Частный кабинет и загородный дом доктора Грена располагались в Фиолетовой Точке. Туда вела ровная, широкая, дорога, огражденная блестящими "раэрами" — бортами, никелированными, начищенными до блеска, серебрящимися в ярком свете прохладного, уже ранне — осеннего Ортана.
Ликвидатор щелкнул кнопкой контроллера, переключая скорость с большей на меньшую, в пределах Цитадели не разрешалось носиться, как угорелым. Щелчок получился громким и резким — сэттар наш был не в духе уже с утра.
И вот, что явилось этому причиной.
Для того, чтобы попасть в Цитадель, Тирону пришлось проехать через весь Элион, лавируя на громоздком фургоне между плотными потоками транспорта.
Приближались праздники, Яркие Дни* и горожане, готовясь к этой выходной неделе, забивали проезжую часть и тротуары так, что даже крохотному таракану пересечь их было проблематично. Патрульные Подразделения едва справлялись с хлещущими изо всех щелей потоками людей и фургонов, к концу смены от ребят только что пар не шел, а в глотках, за день надорванных от криков, можно было сварить крепкий кофе.