– Это было в две тысячи тринадцатом году. Я стоял на гробнице Джехутихотепа Второго, где мы проработали последний сезон. Озирался по сторонам, пытаясь понять, что – черт возьми! – упустил. И думал о Говарде Картере.

– Как всегда и бывает, – шучу я.

– Да, как всегда и бывает, когда уже десять лет что-то ищешь и не можешь найти.

Картер десять лет искал гробницу Тутанхамона из XVIII династии Нового царства, и все безрезультатно. В 1922 году спонсор Картера лорд Карнарвон заявил, что собирается прекратить финансирование. Но Картер уговорил лорда Карнарвона дать ему возможность исследовать последний участок. Картер даже заявил, что готов сам финансировать предприятие. Лорд Карнарвон согласился оплатить последний сезон, и Картер отправился к гробнице Рамсеса VI, где уже долгое время проводились археологические изыскания. Картер начал раскопки развалин на участке земли возле хижин строителей, имевших отношение к захоронению, и обнаружил под развалинами лестницу, ведущую во вторую гробницу.

– «Наконец сделали удивительное открытие в Долине», – прошептал Уайетт, процитировав отрывок из телеграммы, которую Картер послал Карнарвону, после того как обнаружил коридор, запечатанный печатью некрополя: шакал над согнувшимися в виде лука врагами.

Картеру пришлось прикрыть раскопанную лестницу до прибытия лорда Карнарвона, чтобы инвестор мог первым узреть плоды своих инвестиций, а именно распечатывание входа в гробницу.

Я смотрю на Уайетта, хорошо понимая, что он хочет этим сказать.

– Постой-ка! Неужели гробница Джехутинахта все это время была прямо у нас под ногами?

– Ну да, – кивает Уайетт. – Я искал везде, но только не там, где в прямом смысле стоял. Итак, я сделал раскоп в двух футах от входа в гробницу Джехутихотепа Второго и обнаружил верх притолоки. На ней имелось достаточно автобиографических надписей, чтобы увидеть рельефные знаки, указывающие на Джехутинахта. Пару недель спустя я расчистил вход, расписанный под красно-зеленый гранит, и дверь с печатью в виде гигантского скарабея. К этому времени я уже прочел достаточно надписей, чтобы понять, что это относится к Джехутинахту, сыну Тети. Пять поколений отделяло его от Джехутихотепа Второго и примерно два поколения от четы Джехутинахт, представленной в Музее изящных искусств Бостона. Причем ссылки на нашего Джехутинахта были обнаружены при восстановлении еще девяти надписей, сделанных в различных гробницах Среднего Египта.

У меня буквально отвисает челюсть.

– Получается, он дедушка нашего некрополя?

– Очень похоже на то. Скорее всего, он жил во время Первого переходного периода Одиннадцатой династии. Он может быть непосредственным предшественником Аханахта Первого, первого известного нам номарха, похороненного в вырубленной в скале усыпальнице в Дейр-эль-Берше.

– Доказательства? – требую я.

Уайетт хохочет:

– У нас нет ничего существенного, но я не единственный, кто так думает. Если учесть даты их пребывания номархами, то все сходится. Ведь мы твердо знаем, что Джехутинахт имел обыкновение посещать некрополи Среднего Египта для реставрации гробниц других людей, поэтому в высшей степени вероятно, что он мог заложить этот самый некрополь для собственной семьи.

– Тогда это объясняет, почему, судя по надписям, его гробница была указана в качестве священного места, где официальные лица могли провести ночь перед праздником, – говорю я.

– И, – добавляет Уайетт, – если в его саркофаге в шахте погребальной камеры имеется «Книга двух путей», это будет самая ранняя из известных версий.

– Погоди. Ты что, до сих пор не попал в погребальную камеру? За все эти годы!

Уайетт задумчиво ерошит волосы:

– Я начал раскопки в две тысячи тринадцатом году, и потребовалось три сезона, чтобы расчистить вход в гробницу, все зафиксировать и обеспечить равномерный доступ к погребальной шахте. В какой-то год мы лишились финансирования, и мне пришлось искать нового спонсора, что я и сделал. Однако я по-прежнему профессор на полной ставке в Йеле, а значит, у меня есть всего два-три месяца в год для полевых работ. Потому-то я и оказался в Эль-Минье в начале августа. – Уайетт поворачивается лицом ко мне, подперев плечом деревянную дверь. – Возможно, ты приехала в Египет, поддавшись внезапному порыву. А возможно, по воле Вселенной, так как твое место тут. Здесь и сейчас.

Брайан, услышь он такое, наверняка сделал бы большие глаза и сказал бы, что именно в результате законов физики ты расщепляешься на много различных версий себя самого, каждая из которых считает, что именно ее путь уникален и предопределен судьбой.

В одной вселенной я в Бостоне.

В другой – с Уайеттом, который открывает саркофаг и видит «Книгу двух путей».

И все же в третьей вселенной директор Службы древностей отказывается выдать мне разрешение.

Внезапно на нас падает тень, я поднимаю глаза, прищуриваюсь и вижу освещенный солнцем силуэт мужчины. Мне не разглядеть его лица; вижу только, как он тычет в меня пальцем:

– Мы, кажется, знакомы, да?

Мостафа Авад, директор Службы древностей, и был тем самым инспектором, который в 2003 году приходил на раскопки для регистрации артефактов, найденных членами экспедиции профессора Дамфриса. Молодой, с пытливым умом, Мостафа хотел знать все об истории собственной страны. Помню, как Уайетт учил Мостафу древнеегипетскому алфавиту и грамматике, а тот размахивал руками, хохотал и просил пощады, когда они дошли до именительного падежа, местоимений и прочих сложностей, оказавшихся выше его понимания. За эти пятнадцать лет он вдвое раздался в талии, а в волосах и бороде появились серебряные нити.

В своем офисе с системой кондиционирования воздуха Мостафа наливает нам чай. Уайетт, откинувшись на спинку кресла, мелковатого для его роста, прихлебывает чай из чашки:

– Надо же, я и запамятовал, что ты знаешь Дон.

– Я никогда не забываю лица людей. – Мостафа подмигивает мне. – А на твое я любовался целых три сезона.

Я улыбаюсь в ответ:

– Как давно ты уже директор?

– Ну, дай-ка подумать. В две тысячи девятом году я два года отслужил в армии. А потом получил эту должность, Альхамдулиллах. Хвала Аллаху! – Мостафа поворачивается к Уайетту. – Признаться, я был удивлен, увидев тебя под дверью, словно бродягу. В любом случае я собирался завтра приехать к тебе на раскопки.

– Ну да, хорошо. Но у меня дело, не терпящее отлагательств, – покосившись на меня, начинает Уайетт. – Я хочу, чтобы Дон поработала на концессии Йеля.

– Ах! – Поднявшись, Мостафа начинает перебирать лежащие на столе папки. – У меня где-то здесь были бланки разрешений на следующий декабрь…

– Я, конечно, извиняюсь, – перебивает его Уайетт, – но на самом деле разрешение мне нужно сейчас. Завтра.

Мостафа опускается в кресло и складывает пальцы домиком.