Хотелось проверить утверждение дворецкого «все знают в наших краях».

— О да, — сказал доктор, — у нас об этом практически всем известно. А как узнали вы?

— Случайно обнаружил прошлым вечером. — Пауэрскорт с благодарной улыбкой взял стаканчик виски. — И очень заинтересовался, так как отсюда следует, что любой посторонний мог ночью незаметно пробраться в дом. Из сада через церковный люк подземным коридором прямо в библиотеку. Вы согласны?

— Вполне возможно, допускаю. Ваш интерес обусловлен чем-то конкретным?

— Подозрением нанявшей меня миссис Кокборн. Ей кажется, что смерть брата была насильственной. До сих пор я воспринимал ее тревогу весьма скептически, ибо в убийцу из числа домашних слуг не верил и знал о прочно запертых дверях и окнах. Теперь иначе. От библиотеки до спальни мистера Юстаса, как вы хорошо помните, лишь несколько ступенек по задней лестнице.

Пауэрскорт сделал паузу и пристально посмотрел в глаза сидевшему напротив Блэкстафу.

— Вы меня понимаете, доктор?

— Прекрасно понимаю. Только не вижу, какое отношение это имеет к смерти Джона Юстаса. Он, я вам говорил, скончался здесь, у меня.

— Но убить канцлера могли в собственном доме, а затем кто-нибудь из слуг, тот же дворецкий, мог принести его мертвое тело сюда. Разве такой вариант невозможен?

Доктор Блэкстаф улыбнулся.

— Профессия медика, мой друг, — сказал он, — приучает рассматривать всевозможные интерпретации того или иного случая. Я полагаю, вы с большой долей вероятности могли бы предположить, что покойную королеву Викторию убили агенты вражеских держав. Но относительно кончины Джона Юстаса я по-прежнему заявляю: он умер здесь, вот в этом самом доме.

Пауэрскорт изменил тактику.

— Вы слышали, доктор, о гибели хориста Артура Рада, которого задушили на кухне Певческой столовой?

Блэкстаф кивнул.

— И обсудили это, разумеется, с вашим коллегой, осматривавшим труп доктором Вильямсом?

Можно было не сомневаться, что уважаемые эскулапы перебрали все подробности жуткой кончины певчего. Медики осторожны и деликатны, беседуя с пациентами и прочими непосвященными, а друг с другом они болтливы так же, как адвокаты в своей компании.

Реплика Блэкстафа разочаровала:

— Мы с Грегори Вильямсом на этой неделе еще не встречались, я увижу его только в субботу, на вечере у епископа.

Любопытно, невольно задумался Пауэрскорт, чем развлекают на епископских вечеринках? Экзаменуют на знание имен пророков в Ветхом Завете? Или спрашивают, какая казнь египетская состоялась раньше: «смерть всех первенцев» либо «нашествие саранчи»? Детектив отогнал посторонние мысли.

— Хочу открыть вам, доктор, тщательно охраняемый секрет. В газете была не вся правда. — Пауэрскорт помолчал. — Беднягу нашли обугленным в кухонном очаге. Сначала его убили. Затем тело насадили на длинный железный вертел. Потом разожгли большой огонь и усердно, неустанно поворачивая над пламенем, жарили часов пять-шесть. Жарили, как быка или оленя. Не вам объяснять, что стало с его плотью.

— Ужас, нечто уму непостижимое, — произнес доктор. Даже он, медик, побледнел. — Но почему вы сочли нужным поставить меня в известность?

Пауэрскорт нахмурился.

— Что ж, буду с вами абсолютно откровенен. Видите ли, доктор, между вашим описанием событий той ночи, когда умер Джон Юстас, и тем, что излагает дворецкий Маккена, есть некоторые несоответствия.

О сути расхождений Пауэрскорт умолчал, дабы ловкие рассказчики не поспешили подправить свои сюжеты. Блэкстаф порывался что-то сказать, но детектив протестующе поднял руку:

— Послушайте меня, доктор. И, прошу вас, примите во внимание специфику моего ремесла, требующего учитывать худшие стороны человеческой натуры. Ну, предположим на секунду, попытайтесь это представить, что подозрения моей нанимательницы справедливы, что брат ее и в самом деле был убит. Теперь у нас еще одна смерть. Причем во втором случае очевидно убийство, даже скорее казнь, давшая волю самым мрачным, если не безумным, страстям палача. А если обе смерти как-то связаны, если в основе убийства канцлера Юстаса и певчего Артура Рада некий общий мотив? Тогда впереди новые жертвы — тела, которые вдруг обнаружат распятыми на кресте посреди церковного двора или повешенными на цепи под куполом собора. Я говорю это вам, доктор Блэкстаф, потому что всякий владеющий какой-то полезной для следствия информацией обязан немедленно ее представить. Я говорю это вам, доктор Блэкстаф, потому что всякий владеющий подобной информацией, но хранящий молчание, способствует очередному страшному убийству или даже серии новых убийств. Добавлю, что человек, передавший сведения лично мне, может быть совершенно уверен в конфиденциальности своего сообщения.

Закончив пылкую речь, Пауэрскорт тихо спросил:

— Вам ничего не хочется мне рассказать, доктор Блэкстаф?

Доктор приоткрыл рот, губы его дрогнули… Пауэрскорт потом почти не сомневался в тогдашнем намерении Блэкстафа все выложить. Однако, поколебавшись, доктор крепко сжал губы. Он встал, подошел к буфету и вернулся с графином виски.

— Позвольте вновь наполнить ваш стакан, Пауэрскорт. Уверяю вас, относительно кончины Джона Юстаса я сообщил все и добавить мне больше нечего. Что же касается неких несоответствий моего рассказа изложению дворецкого, то странным было бы скорее их отсутствие. Большинству людей очень сложно в точности припомнить все детали. Среди моих пациентов многие — и, поверьте, отнюдь не только персоны преклонных лет — забывают половину медицинских рекомендаций, еще не выйдя за порог моего врачебного кабинета. Хотел бы я быть для них более полезным.

Чего только люди не придумали для катанья с горы! Сани, салазки, тобогганы — с рулевыми тросами и без них, одноместные, двухместные, даже такие, куда легко поместятся и четверо. Снег, шедший всю ночь и превративший большой холм напротив Ферфилд-парка в огромную белую гору, заставил детишек Пауэрскорта почувствовать себя как в раю. Кучер Джеймс Белл с утра достал Оливии и Томасу предварительно приведенные в порядок санки, а еще он придумал привязать к росшему наверху могучему дубу длинный канат, который помогал бы скатившимся с горы ребятам взбираться обратно. Кроме того, Белл организовал строительство снежной стены вокруг красовавшейся на полпути к вершине статуи Нептуна, чтобы предохранить санки от удара о каменный пьедестал, а ездоков от повреждений.

Пауэрскорт и леди Люси стояли на холме. Дома скрылись внизу. Лишь изгиб вьющейся дороги указывал путь к жилью, которое едва угадывалось по смутным очертаниям крыш.

— Никогда не понимал, почему люди не селились здесь, — сказал Пауэрскорт, растирая и отогревая ладони жены. — Какой пейзаж, какой простор!

В этот солнечный день с вершины заснеженного холма открывался вид на много миль вокруг.

— Возможно, потому, что здесь ужасный ветер, — заметила леди Люси, беря мужа под руку. — Знаешь, давай спустимся и посмотрим, как дети. Не дай Бог, перевернутся, ушибутся.